Жрец смерти
Шрифт:
Свист повторился, и толстуха ретировалась. А через минуту в туалете появилась одна из дежуривших ночью воспитательниц. Она обнаружила меня в непрезентабельном виде и попыталась получить ответ на вопрос, кто со мной так обошелся. Но я ничего не сказала – не потому, что боялась Куприянову, а потому что знала: все равно это мне не поможет.
Воспитательница довольно долго билась со мной, а потом обратилась за помощью к заместительнице директора. И та провела короткий допрос, но, поняв, что я ничего говорить не намерена, заявила:
– Такая юная и такая строптивая.
Так я оказалась в карцере. Не знаю, отчего его все так боялись – ничего ужасного в крошечной, абсолютно темной комнатке с железной кроватью и вонючим горшком в углу не было. Завалившись на кровать, я повернулась к стене и очень быстро заснула.
В карцере я провела двое суток, после чего меня снова вызвали на допрос. На сей раз беседу со мной вел пожилой директор, тип с седыми усами и украинским говорком. Как ни увещевал он меня, как ни стращал, я ничего не сказала, оставаясь при своей изначальной версии: никто на меня не напал, я сама отправилась ночью в туалет, поскользнулась и упала.
– И что же, прямо в нужник головой упала? – прищурился директор. – Вижу, ты маленькая, но врунья! Вроде бы тихая такая, но в тихом омуте, как известно, черти водятся. Говори, Куприянова на тебя напала? В который раз спрашиваю!
Я отрицательно мотнула головой, после чего меня снова отправили в карцер.
Проведя там два дня и две ночи, я отлично выспалась и о многом успела подумать. С Куприяновой и ее бандой мне было не справиться. Во всяком случае – пока. Если я буду пытаться сопротивляться, то все может закончиться трагически – для меня.
Однако я не тешила себя надеждой, что, выйдя из карцера, вдруг стану всеобщей любимицей. Сероводородная Бомба затаила на меня злобу и будет шпынять и чморить при любой возможности. И так могло продолжаться недели, месяцы, а то и годы. И руководство детского дома ничем помочь не сможет. В детдомах, где я побывала раньше, я частенько была свидетельницей того, что подобные мытарства заканчиваются весьма трагически. Но тогда я была не жертвой, а сторонним наблюдателем. Теперь же все переменилось. Поэтому меня ждут тяжелые времена. Что бы я ни делала, перевес всегда будет на стороне Сероводородной Бомбы и ее банды.
Но вдруг мне в голову пришла простая и в то же время страшная мысль: а ведь все бы изменилось, если бы Куприянова, скажем, серьезно заболела. Или даже умерла.
Только с чего ей умирать? Но ведь она могла исчезнуть – просто взять и исчезнуть, и все тут. А как сделать, чтобы Сероводородная Бомба исчезла? Этого я не знала. Но мысль о таком выходе из ситуации затаилась где-то в лабиринтах моего сознания.
Наконец меня выпустили из карцера, и настал момент, когда я снова столкнулась с Сероводородной Бомбой. Следующей ночью все повторилось – меня снова окунали головой в унитаз. И так продолжалось в течение недели.
А затем случился переполох – у одной из учительниц пропал кошелек, который лежал у нее в сумке, оставленной в классной комнате. Директор запретил информировать милицию, а сказал, что разрешит проблему на свой лад.
Во всем детском доме был устроен обыск, и кошелек нашли – он лежал под матрасом на кровати Сероводородной Бомбы. После чего с Куприяновой состоялся серьезный разговор в кабинете директора, затем ее отправили в карцер, а еще через несколько дней Сероводородная Бомба покинула детский дом.
С того момента все начало налаживаться. И никто не подозревал, что кошелек у учительницы стащила я и подбросила его Сероводородной Бомбе. Потому что мне не хотелось снова и снова оказываться головой в унитазе. Пришлось придумать этот план.
И хотя уже тогда мне приходила идея: чтобы избавиться от Сероводородной Бомбы, надо просто убить ее. Но проще было сделать так, чтобы ее перевели в другой детский дом, чего я и добилась иным, не столь жестоким способом.
После этого толстуха Куприянова какое-то время снилась мне, и я каждый раз разделывалась с ней, отправляя на тот свет. Я была уверена, что все это идиотские фантазии, не подозревая, что мне придется столкнуться с гадкой девицей четырьмя годами позднее. И не только столкнуться, но в самом деле убить.
Банда Куприяновой после исчезновения атаманши быстро распалась, «шестерки» или превратились в обыкновенных девчонок, или стали «неприкасаемыми». Я же, к своему удивлению, достаточно быстро заняла место, которое принадлежало раньше Куприяновой, только не превратилась в грозу детского дома, потому что мне не хотелось никого мучить или заниматься вымогательством.
Подозреваю, здесь не обошлось без вмешательства Тони. Потому что она, похоже, была единственной, кто сразу догадался, почему Сероводородной Бомбе пришлось покинуть наш детский дом. Она даже несколько раз напрямую спрашивала меня, не причастна ли я ко всему произошедшему, но каждый раз я давала отрицательный ответ.
Так или иначе, мое появление в этом детдоме ознаменовало завершение долгой и жестокой эры Куприяновой. Это, видимо, и сыграло свою роль в том, что ко мне потянулись прочие девочки. Кому-то я помогала советом, кому-то в подготовке домашних заданий. А моей правой рукой стала Тоня.
Шло время. Сон, тот самый страшный кошмар, мучивший меня с самого раннего детства, навещал меня с завидной регулярностью. И как-то я спросила Тоню, хранятся ли в детском доме дела каждого из воспитанников. Та, подумав, ответила:
– Ты ведь знаешь, где находится кабинет директора? В секретарской находится архив – комната за железной дверью. Там дела и лежат. Только зачем тебе это?
А мне очень хотелось узнать, кто же был моими родителями, что с ними стало и почему я оказалась одна-одинешенька на всем белом свете.
Много раз на дню я проходила мимо кабинета директора, заглядывая через полураскрытую дверь в предбанник, в котором восседала секретарша. И бросала взгляды на дверь, обитую железом, которая вела в архив. Кажется, это даже возбудило некоторые подозрения, потому что секретарша стала как-то странно посматривать на меня каждый раз, когда я появлялась в коридоре.