Жрец смерти
Шрифт:
На месте я была больше чем за сутки до прилета объекта. Заранее обосновалась на чердаке полуразрушенного здания. Аркадий Аркадьевич обещал, что никто заранее проверять аэродром и прилегающие к нему строения не будет. Я поняла его слова так: тот, кто работает на него и входит в ближайшее окружение Ветоцкой, сделает так, чтобы решение приземлиться здесь выглядело спонтанным.
И вот частный самолет зашел на посадку. На проселочной дороге, что петляла между деревьев, показались черные джипы. Как только они оказались на аэродроме, дверь самолета открылась, в землю уперся
Появились типы в черных костюмах и черных очках. Мой палец лег на спусковой крючок. А затем на лестницу ступила молодая красивая женщина, кутаясь в шиншилловую шубу до пят. Это и была госпожа Ветоцкая, которую мне предстояло убить.
Она спустилась вниз, я взяла ее на мушку. Дверцы одного из джипов распахнулись, из автомобиля вышел приземистый мужчина и направился к Ветоцкой. Мне оставалось только спустить курок и…
Вдруг женщина чуть повернулась, полы ее шубы раздвинулись – и я увидела, что она облачена в длинное голубое платье. Но не это заставило меня снять палец с крючка. А тот факт, что Ветоцкая была беременна.
Встречавший ее мужчина галантно поцеловал гостье руку. Затем оба (женщина чуть вразвалочку) двинулись к машине.
Так и есть, объект ждет ребенка!
Я замешкалась.
Конечно, многие из убитых мною мужчин были отцами. Но их дети никогда не попадали в перекрестье моего прицела. Здесь же – дело иное. Если я застрелю Ветоцкую, то одновременно убью и ее неродившегося ребенка. Кажется, она месяце на пятом-шестом. То есть если мертвую женщину тотчас доставят в больницу, то ребенку все равно ничто не поможет – даже будучи извлеченным на свет, младенец не выживет. Да и ближайшая больница от аэродрома далеко. Нет, у ребенка ни малейшего шанса.
Но у меня заказ. Вернее, приказ. И я обязана его исполнить. Обязана? Но почему?
Тут в голову пришло другое соображение: если не я убью бизнесвумен, это сделают другие. Мой палец снова лег на спусковой крючок, я поймала в перекрестье прицела лицо Ветоцкой.
Однако кто сказал, что я должна убивать ребенка? Об этом не было и речи! Наверняка Аркадий Аркадьевич знал о беременности объекта, но не счел нужным сообщить, намеренно утаил от меня информацию. Видимо, посчитав, что она ввергнет меня в пучину моральных терзаний. Или, что вероятнее, просто принял решение: умереть должны и мать, и дитя.
Ну уж нет, если профессору надо, пусть убивает Ветоцкую собственными руками. Хотя он на такое не способен. Зато готов отправлять других на бойню.
У меня еще было несколько секунд в запасе, чтобы совершить убийство, но я убрала палец с крючка. И позволила Ветоцкой сесть в бронированный джип. Кавалькада черных автомобилей покатилась прочь с аэродрома.
Едва я оказалась в Москве, меня взяли в кольцо люди Аркадия Аркадьевича. Я и так знала, что мне предстоит серьезный разговор.
Профессор был в плохом расположении духа и даже позволил себе повысить на меня голос, чего раньше никогда не делал. Я дала ему выговориться, сидя в кресле и бесстрастно взирая на его багровое лицо.
– Я не верю, что вы упустили ее! А второго такого шанса на представится! И Ветоцкая, что ужаснее всего, подписала контракт! В итоге я понес большой финансовый ущерб!
– Почему вы не сказали мне, что она беременна? – спросила я.
Аркадий Аркадьевич смолк. Всего на мгновение. А потом заявил:
– Ветоцкая беременна? Первый раз слышу!
Если бы не эта короткая пауза, я бы поверила ему. Но профессор лгал. Хотя и виртуозно. Итак, он с самого начала был готов к тому, что вместе с матерью погибнет и неродившийся ребенок. А я к таким вещам не готова!
– Или вы требуете от меня, чтобы я убивала детей? – спросила я с вызовом.
Профессор весь как-то съежился, откинулся на спинку кресла и сухо произнес:
– Вы забываетесь! Я никогда не воюю с детьми. Поэтому будем считать, что вышла осечка. Можете быть свободны.
Гонорара я, естественно, не получила, но меня это и не расстроило. Я была рада, что Ветоцкая и ее ребенок остались в живых. Однако что-то мне подсказывало, что сия «осечка» даром для меня не пройдет.
В последующие пять месяцев я не получила ни единого заказа. Такое случалось и раньше. Однако сейчас я знала, что Аркадий Аркадьевич завел себе двух новых личных киллеров, следовательно, меня отстранили от работы.
Опала не особенно заботила меня, но я быстро сообразила: если я больше не нужна, то вряд ли работодатель отпустит меня на все четыре стороны. Вероятнее всего, прикажет ликвидировать.
Я замечала, что за мной следят. И была начеку, понимая тем не менее: если профессор захочет, то меня не станет. Только очень уж не хотелось умирать по его желанию.
Когда посреди ночи мою квартиру взяли штурмом, я, конечно же, оказала сопротивление. Однако силы были неравные. На руки мне надели наручники, запихнули в джип и куда-то повезли. Я ничего не спрашивала, потому что и так все было понятно. Своего последнего часа я не боялась.
Меня привезли в какой-то бункер, где подключили к детектору лжи, предварительно вколов сыворотку правды. А потом начался допрос. Я плохо помнила, что со мной происходило, однако в памяти осталось, что вопросы вертелись относительно безопасности Аркадия Аркадьевича и того, не работаю ли я на его врагов.
Судя по тому, что наручники с меня сняли, оставив в живых, тест я прошла. И только потом узнала, что вечером предыдущего дня на Аркадия Аркадьевича было совершено покушение, которое почти увенчалось успехом. Профессор был серьезно ранен и находился в больнице.
Причем все указывало на то, что шефа предал кто-то из своих. Из тех, кто входил в число его доверенных лиц. А с учетом того, что я проявила норов и не довела до завершения последний заказ, подозрение сразу пало на меня.
Мне было дозволено вернуться домой и одновременно приказано оставаться в Москве. А через пару дней за мной заехали и повезли куда-то в Подмосковье, на секретную дачу Аркадия Аркадьевича, где тот и проходил курс лечения.
Похоже, мужчине здорово досталось, потому что таким напуганным и беспомощным я его еще никогда не видела. За несколько дней он резко постарел, и было видно, что опасается за свою жизнь.