Жрец смерти
Шрифт:
– Ну, не скромничайте! Ведь, если на то уж пошло, на вашей совести жизнь двух людей. Того самого директора по кличке Автоген и Атомной… нет… прошу прощения, Сероводородной Бомбы.
Я начала путано оправдываться, объясняя, что не могла бросить на произвол судьбы своих подруг, Тоню и Зину. И что Автогена я вообще не убивала, тогда произошел несчастный случай, а я лишь помогла избавиться от его тела. И в случае с Куприяновой сложилась похожая ситуация, ведь вопрос стоял так – либо она нас, либо мы ее, вот я и выбрала второе.
– Это мне в вас и импонирует! –
Последнюю фразу он произнес будничным тоном, без всякого смакования или, скажем, гадкой усмешечки. Так, будто вел речь о нормальных, повседневных вещах. Но кто знает, быть может, отправлять людей на тот свет для Аркадия Аркадьевича и есть нормальное и повторяющееся каждый день занятие? Правда, профессор не походил ни на сумасшедшего, ни на преступника.
– И, поверьте мне, нас окружает великое множество людей, без которых воздух на нашей планете был бы гораздо чище, – продолжал он так же буднично. – Однако избавиться ото всех не представляется ни возможным, ни желательным. Однако некоторые все-таки должны взять – и умереть. И в большинстве случаев им надо помочь.
– В чем – помочь? – спросила я, не совсем понимая, о чем речь. Или не желая понять.
Аркадий Аркадьевич с готовностью пояснил:
– Помочь умереть. И, как я уже понял, именно в этом и заключается ваш талант. Вы – прирожденная убийца.
Никто, думаю, не обрадуется такому комплименту. И моя реакция была совершенно естественная – я разинула рот и, неловко двинув рукой, расплескала чай на полированную поверхность стола.
Сначала я подумала, что отец Зины шутит, хотя он не походил на человека, который вообще имел представление, что такое шутка. Потом я решила обидеться, поднялась из-за стола и бросилась прочь. И уже была на пороге кабинета, твердо решив, что немедленно уйду из этого страшного дома, – без денег, без вещей, без долгих прощаний. Тем более что Зина была в Риме, а прощаться с ее папашей я не намеревалась.
Но до меня донесся спокойный голос Аркадия Аркадьевича:
– Прошу прощения, если вывел вас из равновесия, но, поверьте, я хотел сделать вам комплимент. Причем отмечу: комплименты я делаю не так уж часто.
Развернувшись, я позволила себе повысить голос. И наговорила профессору кучу глупостей и дерзостей. А под конец плюхнулась в кресло, понимая, что со мной случилась настоящая истерика.
А ведь он был прав! Именно это и спровоцировало мою реакцию. Ведь я сама время от времени думала о том, что тому или иному человеку лучше умереть. И такие мысли посещали меня часто. Наверняка так случается с каждым: любой способен мечтать о том, чтобы злобная учительница вдруг попала под трамвай, а хамоватый шеф свернул шею, поскользнувшись на банановой кожуре. Но я… Я мечтала о том, чтобы определенные люди умерли насильственной смертью, причем – от моей руки. И даже начинала разрабатывать тот или иной план.
Все же самое страшное было не это, а то, что в конце концов те самые определенные люди и умирали именно насильственной смертью. В том числе не без моего участия. Когда-то я ненавидела Автогена – и он умер. Потом возненавидела Сероводородную Бомбу – и она тоже умерла, хоть и с отсрочкой в несколько лет.
– Успокоились? – спросил Аркадий Аркадьевич и подал мне носовой платок. – Что ж, ваша столь бурная реакция на мои слова укрепляет меня в мысли, что я сделал правильный выбор.
– Но я-то не делала никакого выбора! – заявила я. – И вообще, чего вы от меня хотите? Зачем завели этот разговор?
Профессор подался вперед, и впервые в его бирюзовых глазах сверкнуло нечто, похожее на человеческие чувства.
– Вам покажется странным, но я хочу вам помочь. Да, да, помочь найти себя. Ибо найти себя – самое важное в жизни. Хотя в вашем случае речь больше идет о смерти. Возьмите меня – больше пятидесяти лет я занимался не тем, что мне нравилось.
– Но вы же сами сказали, что у вас имеется тяга к высшей математике, в итоге вы именно ей и посвятили свою жизнь! – возразила я.
Аркадий Аркадьевич усмехнулся:
– Ну, что она мне принесла? Ровным счетом ничего! Я даже не в состоянии был обеспечить нужную терапию моей больной раком жене. Тогда я понял – талант должен приносить не только удовлетворение, но и деньги. И теперь я занимаюсь тем, что их приносит. И одновременно задействую свой математический талант. Потому что люди – те же самые цифры, а жизнь – всего лишь большая, до конца не разгаданная математическая формула. Кто-то получает от жизни только удовольствия, кто-то имеет возможность реализовать свои задатки, кто-то зарабатывает большие деньги… Но воистину счастлив лишь тот, кто объединяет и одно, и другое, и третье!
Сказано было несколько мудрено, но я поняла: данную мысль Аркадий Аркадьевич вынашивал давно. И, самое удивительное, я была с ним согласна.
– Да, то, чем я сейчас занимаюсь, не совсем законно, но и далеко не незаконно. И я понимаю, что это именно то, о чем я всегда мечтал. А о чем мечтали вы?
Я не знала, что ответить. Стала что-то мямлить о работе учительницей в школе. Но Аркадий Аркадьевич усмехнулся, и я, опустив голову, не глядя на отца Зины, выдавила из себя то, чего еще никому не говорила:
– Иногда я боюсь саму себя. Потому что мои мысли бывают… такими страшными… и одновременно такими увлекательными… Но я не хочу убивать людей! Никого не хочу! Это же плохо!
– Почему? – спросил меня профессор. – Если вы будете убивать ради удовольствия, то – да, конечно, плохо. А вот если станете убивать ради необходимости, то это вполне понятно. Причем необходимость не обязательно должна быть обусловлена вашими собственными жизненными обстоятельствами.
Я подняла голову, пристально посмотрела на профессора. И вдруг поняла: еще не дав согласие, я уже приняла его предложение. То предложение, которое он мне еще не сделал.