Жрица голубого огня
Шрифт:
– Хакмар не трус вовсе, если ты про то говоришь, большая начальница девочка-жрица, – оглянулся на нее сидящий впереди Донгар. – Видала бы ты, как он из стенных луков по мэнквам стрелял!
– А я разве говорю, что трус? – демонстративно приподняла брови Аякчан. – Конечно, надо о-очень, о-очень много мужества, чтобы, забравшись на высоченную стену, стрельнуть оттуда по мэнкву.
Донгар ненадолго задумался…
– А по-моему, все-таки говоришь, что трус, – неуверенно выдал он результат своих раздумий. – Только ты не словами говоришь, а… – он
– Ты хотел сказать – лицом к коленке? Вряд ли он выше доставал, – невинно заметила Аякчан, косясь на красного от гнева мальчишку-кузнеца. А ей, кажется, удалось его наконец достать! До подколенок и выше!
– А когда мы в тайге от мэнквов удирали, Хакмар, он… – запальчиво начал шаман.
– Драпал с таким необоримым мужеством, что мэнквы гнались за вами, мелко дрожа от страха, – торжественно закончила Аякчан.
– Донгар, может, ты перестанешь за меня заступаться, а? – взорвался наконец Хакмар. – Тем более – перед вот этой… – И ударив своего оленя пятками, он направил его прямо на звук.
Аякчан нагнула голову, пряча торжествующую улыбку. На самом деле ее тоже беспокоил странный шум впереди – но главное для нее, чтоб мальчишки-Черные ехали в город побыстрее, никуда не сворачивая. Не могла она больше с этими двумя! Один глядит на нее как на живое воплощение Огненноглазой в Средней земле, зато уж второй – просто как на пустое место! И от этого почему-то все время хотелось предаться тихому самосожжению в каком-нибудь укромном уголке. Так и того нельзя – ни уголка у нее, ни внутреннего Огня! «Ничего, скоро эти издевательства закончатся!» – мысленно поклялась сама себе Аякчан.
Впереди слышался усталый сап оленя, время от времени рубящие удары ножа и треск ветвей – Хакмар прорубался сквозь чащу. Отягощенный двойным грузом олень Донгара неспешно следовал за ним. Странный шум становился все ближе, все больше напоминая грохот буйной реки на каменных перекатах – такой неуместный в морозной Ночной тиши. Деревья постепенно начали редеть, оба оленя поравнялись и пошли рядом. Шум стал оглушительным. Они выехали из леса…
И в ошеломленном молчании застыли на невысоком берегу. Внизу, под ними, закручиваясь в белые буруны пены, несся широкий поток.
– Может, быстрая слишком, оттого и не замерзла? – перекрикивая грохот реки, наконец прокричал Хакмар. – У нас на Юге такие быстрые реки бывают, что и вовсе не замерзают!
– А у нас на Севере речки Днем быстрые! – сердито откликнулся Донгар. – А Ночью они медленные совсем, такие медленные, что аж на месте стоят – подо льдом потому что! А это просто какая-то неправильная речка! Бродит, понимаешь, среди Ночи! А человеку как, спрашивается, быть? Нам ведь, однако, на ту сторону надо! – видно было, что он очень сердит на столь недостойное и неуместное поведение речки.
– Она… Она не неправильная, – выглядывая из-за плеча Донгара, вдруг
Донгар помолчал.
– Обманул древесный лунг, – наконец вздохнул он. – Мало я его, выходит, бил, не понял он ничего, однако.
Веревка на его поясе вдруг дрогнула и приподнялась, как змея, вопросительно изгибаясь у самого лица молодого шамана.
– Ну ладно-ладно, – покровительственно кивнул Донгар. – Давай! Как раз это тебе случай исправиться!
Веревка радостно дернулась, соскользнула с пояса мальчишки и стремительно заскользила по заснеженной земле обратно, по их следам.
– Только возвращайся побыстрее! – поднимаясь в стременах, крикнул ей вслед Донгар.
– Куда… куда ты ее отправил? – глядя, как извивающаяся, будто живая змея, веревка исчезает в тайге, пробормотала Аякчан.
– Лунга пороть! – решительно заявил Донгар. – Упаси Торум, слух пойдет, что черного шамана мелкий древесный лунг безнаказанно обманул – на все три Сивира смеяться будут, уважать перестанут! Как потом камлать?
– Ты совсем дурак? – от страха голос Аякчан стал визгливым. – Какое тебе «потом», если сейчас за нами Почак приплывет!
– Зато теперь мы знаем, как на ту сторону перебраться, – явно бодрясь, сказал Донгар, но его пальцы, сжимающие повод оленя, слегка подрагивали.
– Кто-нибудь объяснит простому необразованному южанину – что за Почак такой? – раздраженно спросил Хакмар.
– Ну какой же ты необразованный? Ты как раз очень образованный, хотел бы я быть таким образованным… – как всегда, обстоятельно начал Донгар.
– Ну я – Почак! – начисто перекрывая шум реки, проревел страшный, оглушительный голос. – Переправляться-то будем или как? – Новый крик заставил оленей присесть брюхом в глубокий снег.
– Чего он орет-то так? – отчаянно хватаясь за рога заплясавшего под ним оленя, прокричал Хакмар.
– Это я не ору – разговариваю я так! – загремел крик, в котором теперь явно слышалась обида. – А ору я…
– Закрыли уши, быстро! – вскидывая руки к ушам, успел крикнуть Донгар.
Накрывший их новый вопль Аякчан не услышала. Просто ей показалось, что в уши ей вонзили по ножу. И снег, и хвою сдернуло с верхушек окрестных деревьев, как капюшон с зазевавшейся девчонки. Олень под ней припал на задние ноги, и Аякчан мешком свалилась на землю. Тысячи тысяч пронзительных медных колокольчиков грохотали вокруг нее…
Затихли. Аякчан медленно отняла руки от ушей.
– …вот так ору! – поймала она обрывок фразы, сказанной все тем же громовым голосом.
– Давайте-ка мотать отсюда, – пробормотал Хакмар, заставляя своего оленя пятиться обратно к лесу.
– Не вздумай! – Донгар, каким-то чудом оставшийся в седле, перегнулся через голову Аякчан и схватил Хакмарова оленя за узду. – Это – Почак-перевозчик! Кто к его реке вышел – переправляться должен. Не поедем с ним – погонится, догонит, веслом забьет!