Жуга. Осенний лис

Скирюк Дмитрий Игоревич

– С полушкой, – добавил Балаж и почему-то покраснел.

* * *

На базаре было людно. Реслав и Жуга шли первыми, волоча за ручки большую жаровню. Раскрасневшийся Балаж тащил вязанку дров. Последними шли Иваш и дородный чернявый Владек со своими цимбалами.

Реслав начал смекать, что к чему, когда Жуга отыскал ровное место и разжёг жаровню. Балажа услали за второй вязанкой, а когда вернулся, за третьей. Народ останавливался, с любопытством поглядывал и проходил мимо.

– По углям ходить будешь? – тихо спросил Реслав. Жуга кивнул:

– А что остаётся?

– Ну, покудесничать малость.

– Мало тебя, дурака, били.

– Всё не могу взять в толк, как это у тебя получается, – задумчиво сказал Реслав. – Наговор, что ль, какой?

– Да какой там наговор. – Жуга поворошил угли, подбросил ещё дров. – Тут всё просто. Главное – не бояться и ногу поплотнее ставить, чтобы воздух не попал.

– Гасить их, что ли?

– Вроде как… Ещё мыть не надо ноги, ни до, ни сразу после. А то ещё плохо, если железки в костёр попадут. Вот они обожгут так обожгут.

– Это что ж, – опешил несколько Реслав, – и я б так смог?

– Отчего нет? Потом попробуешь… Помнишь, ты вчера за петухом лазал? Зазывай народ, чем ты хуже того мужика? Сможешь?

– Попробую.

Жуга оттолкнул пару-тройку любопытных и опрокинул жаровню. Угли рассыпались, развалились мерцающей горкой. Прихваченной кочергой разровняли правильный круг сажени в три. В жаровню подложили новые поленья на добавку. Жуга скинул царвули, повернулся к музыкантам, улыбнулся:

– Вжарьте побойчее. Эх, жаль, что светло!

– А мне что делать? – спросил Балаж.

– От тебя толку мало. Возьми, вон, барабан…

Стал скапливаться народ, привлечённый зрелищем. Владек с Ивашем заиграли потихоньку, а когда собралось побольше людей, умолкли. Реслав заробел было, да вспомнил, как в глаза обжуливал торговок на рынке, как складно врал вчера дядька с петухом, и начал:

– Ай, честной народ, чего стоишь, под ноги глядишь? Раздай, расступись, а не то погоришь… – Он замешкался было, но на выручку пришёл Жуга:

– Вишь, угли пылают, жаром пугают, а приметишь грош, так и по углям пойдёшь! – Он обошёл круг, худющий, рыжий, словно сам выскочил из огня, осклабился весело. – Бросайте менки, берегите коленки – огонь не велик, да стоять не велит!

Снова вступил Реслав:

– Али вправду говорят, будто ноги не горят? – Он тоже двинулся вкруг углей. – Эй, добры молодцы, девицы красные, гляньте на диво! Всё повидали, всякого-разного, лишь по углям не ходили, глянь, как красиво!

Жуга подмигнул музыкантам. Иваш поднял смычок. Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил на угли и – вперёд, вперёд, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе.

Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил. Все засмеялись, забили в ладоши.

Жуга спрыгнул на землю. Музыканты дали паузу.

– Ещё! – крикнули в толпе. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. – Ещё! Ещё!

– Во народ, застояться не даёт! – веселился Реслав. – Кто не верит, пускай проверит, да потом всё одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай весёлый пляс!

Ударили по струнам.

Жуга разошёлся, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг весёлую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошёл, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости: «Могу!» Поймал весёлый взгляд Жуги – тот подмигнул лукаво – знай наших! «Эх, эх, жги!»

Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересёк огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставленья травника, старался обходить их стороной. Жуга нагибался, выхватывал их, пока не нагрелись, скалился весело.

Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «Поберегись!» – опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Дава-ай!» – и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу…

…Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины да пахло копчёным.

Жуга вытер ноги тряпицей, надел башмаки. Посмотрел на Реслава.

– Ну, молодец! – одобрительно сказал он. – Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?

– Три сотни, сорок две! – объявил тот. – Хоть на серебро меняй – почти четыре талера. Ну вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите. – Он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не путался под ногами). Жуга принял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт: это, запряжённый четвёркой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.

– Ишь, поехал! – пробормотал Иваш. – На четвёрке…

– Кто это? – спросил Балаж.

– Михай Пелевешич, вельможный пан… Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.

Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.

Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.

– Жуга! – всполошился Реслав. – Ты чего, Жуга?!

– Сколько ему лет? – хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: – Сколько ему лет?!