Жук и геометрия. Рассказы
Шрифт:
Он не выдержал и заплакал. Посидел, глядя в темноту под верстак, откуда в разные стороны разбегались потревоженные пауки, потом отшвырнул топорик и обратился к особой полочке, с грудой разных потрепанных книжонок («техническая литература» — говорил Тимка). Пауки и к ним приспособили концы своих сетей; паутина была мохнатая от пыли; пыль лежала на книжках такая, что хоть пиши по ней пальцем: давно не трогал Тимка своей «технической литературы».
Сейчас он сложил ее прямо на пол и стал торопливо в ней рыться, сев рядом. Выбрав нужную книжонку, Утенок полистал и уткнулся в нее носом.
Он читал долго, шевеля губами и водя пальцем по каким-то чертежам:
— Сюда… Это — правильно… Это тоже… Так…
В
— Мембрана… так… сюда плюс… А это — клемма… Минус… Ага… Ага-га-га-га! — вдруг загоготал Тимка, как гусь, упав на живот, подтянул к себе репродуктор и принялся — который раз! — ковырять его отверткой.
Наконец из репродуктора, подключенного к замысловатой системе проводов и проволок, свисающих с потолка, раздался чистый громкий голос:
— …нуту слушайте концерт.
Утенок выскочил во двор и запрыгал, как кенгуру. Он распахнул дверь курятника. Застигнутый врасплох кот Яшка съежился в углу.
— Ага-га-га-га! — топая ногами, надвинулся на него Тимка, но когда кот шмыгнул к двери, дал ему проскочить во двор, хотя ничего не стоило поддать его ногой.
После этого Утенок вернулся в сарай. Радио играло! Подумав, Утенок поднял с пола обе половинки коробочки и долго ползал на коленях, отыскивая и собирая раскатившиеся монетки. Он подобрал все и коробочку спрятал. Их осталось мало — опять сначала копи! — но почему-то было не жалко, и Утенок принялся соображать, как бы сделать из репродуктора телевизор…
4. ГЛУБОКОПОДВОДНЫЙ СКАФАНДР
Никогда Тимку Утенка так несправедливо не обижали. Что мамы имеют привычку расстраиваться и ругаться по разным пустякам, это давно всем известно, но вчера Утенку попало — хоть кто скажет — ни за что.
Другие вон мальчишки зря болтаются целыми днями неизвестно где: как убегут утром на речку, или в лес, или еще куда, так до ночи их лучше не ищи — и ничего. А Утенок почти целых два дня сидел дома, никуда не ходил. Помогал маме изо всех сил. Маленького поросенка, которого недавно купили, развлекал, чтобы тот скорее привык и не скучал по своим поросячьим родственникам, — обливал его холодной водой из кадки, гонял по двору «для физкультуры» и учил ходить на задних ногах.
Потом полдня выковыривал косточки из вишен для варенья. После на зубах сделалась такая оскомина, что на вишни противно было смотреть. А когда варенье сварили, пенок оказалось так много, что они могли бы и прокиснуть, если их не съесть… И Утенок их съел.
Больше он уже ничего делать не мог, даже когда мама попросила принести из колонки воды взамен вылитой на поросенка, — он не мог: лежал в сарае, и его тошнило. Лучше бы он тогда заболел и умер. А не заболел и не умер он только потому, что обратил внимание на ножную швейную машину, которая стояла в углу под пыльной рогожей. Сколько себя помнит Утенок, она всегда стояла там, пылилась без всякой пользы. И Утенку пришла в голову великолепная мысль: а что если взять эту бесполезную вещь и сделать из нее точило! Круглый точильный камень тоже давно валялся в сарае, только крутить его было нечем.
Если этот камень приспособить к швейной машине (кое-что, конечно, от нее придется отломать, а потом, если понадобится, все это можно и обратно приделать!) и наточить все, какие есть в доме, ножи и ножницы — вот мама обрадуется! Тошнота сразу прошла. Утенок раскутал машину и, вооружившись молотком и зубилом, приступил к отламыванию ненужных частей. Они очень крепко держались… Случайно в сарай заглянула мама…
Словом, сегодня Утенок, как только проснулся, сразу ушел из дому, даже завтракать не стал: очень нужно! Ни завтракать, ни обедать, ни ужинать он теперь вовсе не будет — пусть знают! Хотел сделать лучше, а тут, не разобрав в чем дело…
Он дошел до реки — там одни только маленькие ребятишки плескались на мели (и кто их, таких, на речку пускает! Их бы по затылку!) — и побрел вдоль берега: будет вот так все идти и идти, все дальше и дальше, и совсем куда-нибудь уйдет…
Взойдя на мост, он остановился, потому что там знакомые мальчишки окружили рослого загорелого парня в тельняшке — Костю, которого все звали «Моряк»: он был настоящим моряком и раньше плавал на разных кораблях, а теперь работал в ДОСААФе.
Длинный Горька сразу с ним подружился: в ДОСААФ Горька еще в школе вступил, но теперь и он и все друзья забросили свои игры и только и делали, что неутомимо изучали морское дело, особенно когда Костя достал где-то шестивесельную лодку и стал учить их настоящей «флотской» гребле. Ну и гордились же они: поглядите-ка, что у меня за огромные мозоли на ладонях — это от весел; пощупайте, ведь правда, — куда тверже стали мускулы, где вам, «сухопутным», знать, как восхитительно ноет все тело после двухчасовой работы тяжелым веслом — это развивается вся мускулатура!
А разве Утенок не стал бы грести веслом, запоминать сигналы флажками и другие прекрасные вещи, которым Костя Моряк учил мальчишек? Еще как стал бы, да только мальчишки взяли моду постоянно насмехаться над его изобретениями, а Горька — больше всех…
Сейчас они о чем-то горячо рассуждают с Костей. Утенку очень хотелось узнать, о чем это они рассуждают, и он решил на минуту задержаться и послушать, а уж потом идти куда глаза глядят…
— За этим-то и все дело стало, ребята, — разводя руками, говорил Костя. — Все есть: доски, бревна, плотников найду, да где ее ставить? Мелко везде! Так и прыгнешь — головой в песок! А что вышка необходима — кто не знает! Сам бы сейчас прыгнул с удовольствием…
— А вот здесь, у моста… — сказал конопатый Вовка, Димов брат, — глубина ужасная…
— Глубина-то глубина… Примерял — лучше не надо, да на дне там разного хлама полно, с войны еще… Говорят, когда немцы отступали, а наши на них с воздуха насели, они, чтоб дорогу очистить, всякую свою разбитую технику с моста в речку сбрасывали. Многое потом вытащили, а кое-что осталось.
— Верно-верно, — сразу согласился Вовка. — Прошлым летом мы купались здесь, так Тимофеюшка, у которого яблоки, и говорит: «Я могу залезть на перила и оттуда — вниз головой»… А Славка говорит: «Не можешь». — «Ага, не могу? Давай спорить». — «Ну, прыгай». Тот залез на перила и прыгнул. Выплыл, а у него рука разбита и из плеча — кровь… Знаешь, как сильно… Обо что-то, говорит, ударился… Хорошо еще, что не головой, правда? Мы его поскорей перевязали. Я даже свою майку разорвал; у меня майка уже старая была, ее, когда еще я в детский сад…
— Ну ладно, ладно… — перебил Горька, видя, что Вовка намерен пуститься в дальнейшие воспоминания о своей знаменитой майке, — как же дно очистить?
— Да-а… — сказал Костя. — Водолазного костюма у нас нет… Но что-то такое надо придумать.
Утенок, толкаясь, пролез вперед:
— Я знаю что! Я изобрету водолазный костюм!
Сперва все смолкли. Потом Костя засмеялся и провел ладонью по Утенковым волосам — со лба на затылок:
— Давай-давай! Ты у нас изобретатель известный!
Тут все оживились: загоготали, захихикали.