Жуков. Мастер побед или кровавый палач?
Шрифт:
По поводу знакомства с Уборевичем Жуков заметил, что у него был в гостях не «враг народа», а командующий округом, которого тогда никто к врагам не причислял.
Собрание закончилось решением «принять к сведению» сказанное Жуковым и рекомендовать тому учесть критику по поводу резкости обращения. Жуков обещал учесть, но тут же после завершения собрания со всей своей фирменной резкостью припер к стенке Тихомирова, требуя объяснить, когда тот говорил о нем правду – раньше, когда хвалил, или сегодня.
– То, что всегда говорил, – признался Тихомиров. – Но сегодня сказал то, что надо было сказать…
– Я очень жалею, что когда-то считал тебя принципиальным товарищем, – загремел Жуков, – а ты просто приспособленец!..
Впоследствии, особенно когда
С рассказами о резкости и грубости Жукова постоянно соседствуют истории о его заступничестве за обвиненных, а то и арестованных сослуживцев. Некоторые исследователи и мемуаристы даже считают его заслугой освобождение Рокоссовского и Мерецкова, спасение от ареста заместителя командующего войсками 1-й Краснознаменной армии Дальневосточного фронта генерал-майора Николая Берзарина – будущего коменданта Берлина.
Последний имел возможность увидеть досье на себя. Произошло это весной 1941 года, после того как Берзарин, находившийся в Хабаровске, получил короткую телеграмму: «Выехать немедленно. Жуков». В Москве он узнал, что назначен на пост командующего войсками 27-й армии, штаб которой дислоцировался в Бологом на границе Калининской и Новгородской областей.
Красочный донос, обнаруженный Берзариным в папке со своим личным делом, и поныне может считаться характерным для того времени образцом этого сомнительного жанра.
«Месяца 3–4 назад я слышал, что командир 32 дивизии Берзарин арестован. Я и другие считали, что это так и должно быть, и вот почему:
1. Берзарин был порученцем у Федько не один год, и его в то время считали подхалимом. Он подхалимом и остался – это подтверждает его б. комиссар Тентов.
2. Берзарин благодаря протекции врагов Федько, Балакирева, Могон скакал, как блоха, добиваясь высокого положения, а именно: по ходатайству Федько он назначен командиром 77 полка.
Примерно через год, по ходатайству врага Балакирева, был назначен начальником 2-го отдела штаба Примгруппы.
Не прошло и года, при участии Могона и Федько – он назначен командиром 32 дивизии.
Будучи в ОКДВА, я слышал удивление быстрой карьере Берзарина всех, кто его знает. И приписывал это его подхалимству и непосредственно его любимчику Федько. Причем никто о нем как о хорошем работнике не отзывался. Враги его нахваливали, в частности, я знаю – Могон.
Говорили о Берзарине и так: «Берзарин пошел в гору после того, как он всеми правдами и неправдами достал и оборудовал для Федько мягкий салон-вагон».
Сегодня я слышал от дальневосточников, что Берзарин назначается командиром на сугубо ответственное направление на Посьет.
Считаю своим долгом высказать сомнение в его политической преданности. У меня о Берзарине сложилось мнение как о подхалиме и участнике в делах врагов…»
Дело Берзарину прочитать дали, но фамилию доносчика предварительно вычеркнули. На доносе стояла дата – 14 декабря 1938 года. В ту зиму над Берзариным, которого Жуков еще раньше, по свидетельству Рокоссовского, называл «золотым самородком», вплотную нависла угроза ареста. «Приходилось объясняться по всем пунктам нелепых «обвинений», – пишет Василий Скоробогатов в биографии Николая Эрастовича в серии «ЖЗЛ». – Берзарина даже несколько удивило то, что в Иркутске, Хабаровске, Уссурийске нашлись порядочные люди, которые не побоялись дать о нем положительные отзывы. Это его спасло. А вот у Константина Рокоссовского, Александра Горбатова, Кирилла Мерецкова и других генералов получилось хуже. Их тогда никто не защитил, пока не вмешался начальник Генерального штаба Жуков. Он помог им выбраться из гулаговских застенков на свободу. Берзарин вернул полковнику-кадровику темно-синюю папку, отягченную подлым наветом, тот посвятил его в «тайны мадридского двора». Сказал, что до подписания приказа о назначении его, Берзарина, на пост командующего армией состоялся разговор у начальника Генштаба Жукова и у самого наркома. Жуков сказал маршалу, что за него, Берзарина, он может поручиться. Сказал: «Смелый, решительный командир. Армию ему можно доверить вполне». А насчет того злосчастного навета Жуков выразился так:
– Цидулок нам еще насочиняют. Напакостят. Фактически помогают Гитлеру…»
Жуков уцелел. И даже другим помог. Но не стоит думать, что это был последний период репрессий. Как выяснилось позже, менялись лишь следователи, методы и формулировки.
Халхин-Гол: жестокий победитель
Бои на реке Халхин-Гол («река Халхин» по-монгольски) вошли в советскую историографию и новейшую мифологию как воплощение той самой маленькой победоносной войны, которой не хватало отечественным государственным деятелям с начала ХХ века. Тяжесть сражений и понесенные потери померкли перед жестокими битвами и грандиозными жертвами Великой Отечественной. А эйфория победы малой кровью и на чужой территории – осталась. Хотя на самом деле победа во «второй русско-японской войне» впоследствии, как оказалось, кое-что значила для победы во второй Великой войне – благодаря ей Советскому Союзу не пришлось воевать на два фронта. Существует и противоположное мнение – что именно победные настроения после Халхин-Гола породили излишний оптимизм, который помешал как следует подготовиться к отражению немецкой агрессии.
Но в судьбе Георгия Жукова Халхин-Гол, безусловно, сыграл важнейшую роль, превратив добросовестного, но безвестного комдива в творца победы, сразу вслед за этим стремительно вознесенного к высшим военным должностям и званиям.
Рассмотрим же вкратце предысторию того, что западные историки называют Номоханским инцидентом, а придерживающиеся советской традиции – конфликтом на реке Халхин-Гол.
В 1932 году оккупация Маньчжурии японскими войсками завершилась созданием там «государства» Маньчжоу-го, которому отводилась роль плацдарма для дальнейших боевых действий против Китая, Монголии и СССР. Затем последовали претензии Японии по месту прохождения границы. Японцы требовали признать реку Халхин-Гол границей между Маньчжоу-го и Монголией, хотя на самом деле граница проходила на 20–25 км восточнее. Принято считать, что главной причиной указанных претензий была необходимость отодвинуть границу от железной дороги Халун-Аршан-Ганьчжур, которую японцы строили в направлении советской границы, в сторону Иркутска и озера Байкал.
В 1935 году на монголо-маньчжурской границе начались столкновения. Попытки переговоров, предпринятые в том же году, провалились. 12 марта 1936 года между СССР и Монголией был подписан «Протокол о взаимопомощи», и уже в следующем году на территории Монголии были размещены части Красной армии.
Еще через год, летом 1938 года, разыгрались события у озера Хасан. Две недели боев между советскими и японскими войсками у озера Хасан завершились победой Красной армии. Однако напряженность продолжала нарастать. В самом начале 1939 года в Японии сменился правительственный кабинет, и на повестку дня был открыто вынесен лозунг о расширении Великой Японии до самого Байкала. На монгольской границе продолжались постоянные провокации – в течение февраля и марта произошло не менее 30 нападений на монгольских пограничников.
В мае 1939 года ситуация еще более обострилась. 8 мая взвод японских диверсантов попытался занять островок посредине реки Халхин-Гол, однако монгольские пограничники заметили противника и отогнали его огнем. А 11 мая отряд в три сотни человек при нескольких пулеметах внедрился на 15 км в глубину монгольской территории и напал на погранзаставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. Еще через три дня разведотряд 23-й японской пехотной дивизии при поддержке авиации атаковал 7-ю пограничную заставу, захватив высоту Дунгур-Обо, куда началась переброска пехоты на грузовиках и бронемашин, японцы даже танк подогнали. Но 17 мая три мотострелковые роты, саперная рота и артиллерийская батарея Красной армии при поддержке монгольского бронедивизиона отбросили противника обратно за Халхин-Гол.