Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Можно даже сказать, что Жуков с восторгом отнесся к словам Хрущева, объявившего, что в мае 1956 года будет проведен специальный пленум ЦК, на котором он, Жуков, сделает доклад о роли Сталина в Великой Отечественной войне. Этот пленум должен был стать еще одним шагом на пути десталинизации. Советский народ считал роль Сталина в Великой Отечественной войне решающей, а Жуков в своем докладе должен был атаковать «культ личности» именно в этом вопросе. Он тут же взялся за работу, которая, впрочем, была проделана впустую – пленум не состоялся. Хрущев, запустивший процесс десталинизации как инструмент в борьбе за власть, решил, что достиг своих целей и при нынешнем раскладе сил в руководстве углубление десталинизации не просто не станет для него полезным, но даже может стать опасным. Вероятно, что он также не хотел, чтобы эту тему перехватил у него Жуков.
Однако текст доклада Жукова сохранился. Начинается он с утверждения, что вопреки опасениям «некоторых товарищей» разоблачение культа личности не только не повредит партии, армии и советскому народу, но, наоборот: «Мы обязаны… продолжать настойчиво разъяснять антиленинскую сущность культа личности, преодолевая боязнь обнажения фактов, мешающих ликвидации культа личности». Жуков писал, что «особенно широкое распространение культ личности приобрел в вопросах, связанных
Но, взвалив на Сталина все возможные грехи, Жуков постарался снять с него и с высшего командования РККА вину за ряд ошибок, в частности за чрезмерную приверженность наступлению в ущерб обороне. В конце текста он сделал суждение, с которым трудно не согласиться: «Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне [22 июня 1941 года] были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника» [809] . Речь Жукова должна была запустить процесс пересмотра истории Великой Отечественной войны, который будет произведен после 1957 года, но не в его пользу. В своей речи Жуков призывал создавать «правдивые научные труды о Великой Отечественной войне, в которых исследовались бы и неудачные операции Красной армии». В июне 1957 года он сформирует для этого группу военных историков, и она в 1961–1965 годах создаст «Историю Великой Отечественной войны», в которой Жуков не будет упомянут ни разу!
809
Текст проекта выступления Жукова // Стенограмма Октябрьского пленума. С. 137–147.
Польский бунт: портрет Жукова в образе миротворца
В течение нескольких месяцев после XX съезда у Жукова было много дел, куда более важных, чем переписывание истории Великой Отечественной войны. Доклад Хрущева не долго оставался секретным. Наиболее бурной реакция на него будет в двух странах: Польше и Венгрии.
28 июня 1956 года в Познани, на металлургическом комбинате имени Сталина, начались рабочие волнения. Министр обороны Рокоссовский бросил на их подавление части Войска польского. Погибло от 50 до 100 человек. Даже советское руководство было шокировано этими жестокими репрессиями и потеряло доверие к «польским товарищам». В начале декабря группа в руководстве Польской компартии добилась возвращения к власти Владислава Гомулки, бывшего лидера партии, снятого в 1949 году со всех постов и посаженного в 1951 году в тюрьму по обвинению в «правонационалистическом уклоне», что создало ему ореол борца с системой. Он пришел во власть с намерением дистанцироваться от СССР. В октябре Гомулка стал первым секретарем Польской рабочей партии и организовал пленум ее ЦК, не пригласив на него советских советников. На пленуме он первым делом потребовал снятия с поста министра обороны маршала Рокоссовского, бывшего символом подчиненности страны Советскому Союзу. В Москве, где еще не забыли отделения от социалистического лагеря Югославии, это вызвало переполох. Для Жукова, освободившего в 1945 году Варшаву и значительную часть Польши, не могло быть и речи о потере Польши – буферной зоны при возможных будущих сражениях против «западногерманских реваншистов и их американских покровителей». Тем более что через Польшу шло снабжение трехсоттысячной группировки советских войск в ГДР.
Взбешенный дерзостью Гомулки, импульсивный Хрущев помчался в Польшу, куда его не приглашали, и потребовал от Конева двинуть на Варшаву несколько дивизий. Жукову, оставшемуся в Москве, он приказал направить соединения Балтийского флота к Гданьску, а гвардейскую десантную дивизию – в Вильнюс. Произошло бурное объяснение между Хрущевым и Гомулкой, который не поддался напору советского лидера. Наконец, вмешательство Микояна, отрицательно относившегося к возможности военного решения, умерило страсти и побудило Хрущева остановить продвижение войск Конева. В тот же вечер Хрущев вернулся в Москву, где снова поменял свое мнение и, при поддержке Молотова, потребовал решить польский кризис вооруженным путем. Споры были яростными. Жуков присутствовал при этом. И молчал. Он не отреагировал на предложение Хрущева отдать приказ Рокоссовскому удержать польскую армию от участия в беспорядках и одновременно возглавить Польскую объединенную рабочую партию. Вот рассказ Микояна о том, что происходило в тот вечер [810] : «Тут вмешался Жуков. Он сказал: „Я сомневаюсь, что Рокоссовский согласится. Он подчинится приказу удерживать армию в стороне от событий, хотя неизвестно, есть ли у него реальные возможности добиться этого, а по второму пункту – он откажется“. Мне кажется, что Жуков не поддерживал Хрущева, но не высказывал этого прямо, хотя мог бы сослаться на военный аспект проблемы. По всей вероятности, польская армия отказалась бы подчиниться Рокоссовскому и сражалась бы против наших войск». Наконец Хрущев понял, что Гомулка не пойдет дальше в своих реформах и не выйдет из советского блока. Он согласится с отставкой Рокоссовского, и польский кризис прекратится. Тем более что разразился еще один, гораздо более серьезный – венгерский.
810
Летом 2012 г. сын А.И. Микояна, Степан, любезно предоставил авторам данной работы неизданные записки своего отца относительно встреч в Варшаве 19 октября 1956 г. и в Москве, вечером того же дня.
В польском кризисе Жуков старался соблюсти стратегический принцип, сформированный на основе его опыта 1941 года: необходимость располагать максимальным пространством на западе, между Эльбой и Бугом. Кроме того, он, судя по всему, не желал начинать операцию, в ходе которой советским войскам противостояла бы, полностью или частично, польская армия, – он догадывался, что ее традиционный патриотизм может затруднить выполнение поставленной задачи. Ценой поражения могли стать приход к власти в Москве сталинистов и развал Варшавского договора. Поэтому Жуков поддержал Гомулку, который сохранял главное в его глазах; поддержал даже раньше Хрущева. С последним он тем не менее поддерживал союз против приверженцев жесткой линии в Президиуме. То, что он не выступал на передний план, говорило также о его недостаточном политическом опыте.
Танки в Будапеште
Примерно таким же было поведение Жукова во время венгерского мятежа. Он отстаивал необходимость постоянной дислокации советских войск, прикрывающих «важное операционное направление Вена – Львов» [811] , то есть в Словакии и в Венгрии, но отказывался поддерживать «сталинистскую группу», возглавляемую Молотовым. Для этого у него были причины как внутреннего порядка: он полностью поддерживал Хрущева в его кампании десталинизации, так и внешнего: Венгрия – братская страна, член Варшавского договора, пусть она сама решает свои внутренние проблемы. Ему импонировала позиция Микояна, поддерживавшего венгерское реформистское руководство. Здесь в полной мере проявилось его политическое чутье – одной силой ничего не решить. Но когда партия приняла решение о вооруженном вмешательстве в Венгрии, когда он сам уверился, что венгерские события спровоцированы подрывными действиями сил, действующих из-за пределов этой страны, Жуков отбросил все колебания: приказ руководства должен быть выполнен быстро и с минимальными потерями.
811
Записка Г.К. Жукова в ЦК КПСС, 6 июня 1955 г. // Стенограмма Октябрьского пленума. С. 32–34.
Через три месяца после подписания Варшавского договора, 14 мая 1955 года, Жуков сформировал в Венгрии Особый корпус, включавший в себя две гвардейские механизированные дивизии. Командующим корпусом был назначен генерал-лейтенант Лященко, подчинявшийся напрямую министру обороны и Генштабу в Москве. Жуков выбрал Лященко, потому что тот сражался вместе с ним под Москвой в 1941-м и под Тернополем в 1944-м. В июле 1956 года, за три месяца до начала венгерских событий, но через месяц после волнений в польской Познани, Жуков приказал [812] Особому корпусу подготовить план под кодовым названием «Волна», позволивший бы советским войскам «поддержать, защитить, а при определенных обстоятельствах восстановить социалистический порядок». Таким образом, можно утверждать: 1. Жуков заранее предугадал возникновение в Венгрии волнений, спровоцированных XX съездом; 2. Он не верил в способность венгерских полиции и армии сохранить порядок; 3. Возможность военного решения проблемы предполагалась с самого начала, но использоваться она должна была, только если бы все другие средства оказались неэффективными. Эти предосторожности объясняют ту быстроту, с какой Советская армия действовала, когда политическая ситуация в Венгрии ухудшилась (с точки зрения Москвы) до критической точки.
812
Генерал Малинин, заместитель начальника Генерального штаба и преданный Жукову человек, обнаружил в ходе инспекции, проведенной в июне 1956 г., что не существует никакого плана борьбы с мятежом в Венгрии. Он доложил об этом Жукову, который среагировал немедленно. План «Волна» был подписан Жуковым 20 июля. ЦАМО. Ф. 32. Оп. 701291. Д. 15. Л. 1.130-1.
До 1953 года Венгрией управляла группа твердых сталинистов во главе с Матьяшем Ракоши. В 1953–1955 годах, благодаря покровительству Маленкова, пост главы правительства занимал Имре Надь, старый коммунист и бывший агент НКВД. Вопреки противодействию Ракоши, ему удалось начать серию либеральных реформ, с которыми многие в стране связывали большие надежды. Но в 1955 году Хрущев отправил в отставку Маленкова и его венгерского протеже. Эта ошибка отвратила от Кремля Надя и группу влиятельных интеллектуалов. В стране постепенно начала складываться революционная ситуация, созреванию которой способствовали разоблачения на XX съезде и «польский октябрь». 21 октября будапештские студенты бросили вызов властям, создав свободную студенческую ассоциацию. Двумя днями позже на площади Кошута, напротив парламента, в символическом центре Венгерского государства, состоялась массовая манифестация. Демонстранты сбросили с постамента памятник Сталину и потребовали «национальной независимости, демократии и возвращения Имре Надя». Ночью толпа предприняла попытку захватить Дом радио. Запаниковавшие сотрудники госбезопасности, не получавшие инструкций, открыли огонь. Пролитая кровь превратила демонстрацию в бунт, а манифестантов в мятежников. Они захватили Дом радио, завладели оружием, которое отбирали у солдат, державшихся пассивно или сочувственно. Советский посол в Венгрии Юрий Андропов в 17 часов позвонил генералу Лященко и попросил его двинуть на Будапешт части Особого корпуса. Лященко отказался. Это внутреннее дело венгров, ответил он, и я не могу перемещать войска без приказа министра обороны маршала Жукова.
В Москве спешно собрался Президиум ЦК. На нем присутствовал Жуков. Кажется, он поддержал предложение Хрущева привести в действие план «Волна». Но Микоян был против и добился отправки в Будапешт делегации в составе его самого, идеолога партии Суслова и председателя КГБ Серова, чтобы попытаться найти политическое решение. Несмотря на возражения Микояна, Хрущев разрешил Жукову задействовать части Особого корпуса генерала Лященко с целью «установить контроль над ключевыми объектами столицы, восстановить в ней общественный порядок, а частью сил обеспечить прикрытие границы Венгрии с Австрией».