Журавленко и мы

Аленник Энна Михайловна

Её по-разному поворачивали, чтобы она прошла во все двери. А поставить её в ящик пришлось уже на улице. Иначе вынести её было бы ещё труднее.

Маринка и Лёва укладывали контейнеры с кирпичом во второй ящик.

Когда оба ящика погрузили на машину, забрались в кузов Журавленко, Михаил Шевелёв, Сергей Кудрявцев и Маринка с Лёвой, — машина тронулась.

А оставшиеся махали руками, желали доброго пути и долго смотрели вслед.

* * *

Посреди большого зала Дома Новой Техники возвышалась демонстрационная

площадка. Вокруг неё был свободный проход. За ним с трёх сторон шли ряды стульев, а с четвёртой стояли высокие деревянные щиты.

На этих щитах висели чертежи машины Журавленко.

На площадке была установлена модель.

В зале ещё никого не было, кроме Шевелёва, Кудрявцева, Журавленко и приехавшего раньше, чем они, невысокого старика.

В огромной лысине старика, как в зеркале, отражались электрические лампочки. Он смотрел круглыми карими глазами на Ивана Журавленко, так, как смотрят мамы на своих младенцев, когда говорят: «Иди ножками, ножками!»

Но старик ничего не говорил, а Иван Журавленко не видел и не знал, что его институтский профессор, прозванный Батей, может так смотреть.

Журавленко с двумя его «старыми» помощниками в последний раз проверяли каждую деталь модели.

Первым сказал Кудрявцев:

— В точном порядке! Как в аптеке!

Вторым сказал Журавленко:

— Да. Нормально.

А Шевелёв ещё лазал под модель, заглядывал в глазки труб. Наконец и он сказал:

— Всё.

Постояли. Помолчали.

Профессор посмотрел на часы:

— До начала сорок минут, Иван. В зал впустят раньше. Так что времени у вас не много. Советую на язвительные замечания — а такие будут — остротами не отвечать. Не отклоняться от сути дела. Объяснять перед демонстрацией будете долго?

— Минут двадцать, — ответил Журавленко. Он сошёл с площадки и сел в дальний ряд, чтобы сосредоточиться.

Батя с Шевелёвым и Кудрявцевым прохаживались вокруг площадки.

Двери зала отворились, и начали входить приглашённые. У большинства из них лица были живые, заинтересованные. Но некоторые входили с ленивой усмешечкой. Казалось, эти люди были не прочь спросить: «Ну что там за такой ещё выискался Журавленко? Из-за чего беспокоите?»

Каждый вошедший по-своему разглядывал чертежи и модель. Сейчас она была низенькой и башня — будто присевшей.

* * *

Лёве и Маринке разрешили доехать до самого Дома Новой Техники. Потом им велели идти домой. Они сами понимали, что на такое собрание их никто не пропустит. И всё-таки не ушли, не могли уйти.

В Дом Новой Техники с улицы вела дверь, за которой был широкий тамбур. В тамбуре справа и слева было ещё по одной двери со стёклами. Красиво чередовались широкие полосы матового стекла с узкими

полосками прозрачного.

Обе двери выходили в вестибюль, но левая не отворялась.

Маринка с Лёвой стояли в тамбуре у этой двери. Через прозрачный узор стекла им виден был вестибюль с гардеробом в углу. Видна была устланная ковром лестница. А главное, видна была полная, высокая седая женщина, которая стояла внизу, у перил этой лестницы и проверяла билеты.

Маринка придумала такой ход:

— Мы подойдём к ней и скажем, что Журавленко забыл одну вещь. Такую нужную, что без неё не может. Мы торопились, бежали, принесли, и нам надо ему передать, и пусть она нас пропустит. Ну как она тогда не пропустит?

Лёва даже рукой махнул:

— Не пропустит. Скажет: «Давайте, я передам. Покажите, какая вещь». Что ты тогда покажешь?

Он хотел ещё что-то добавить, но вздрогнул и замолчал.

Через тамбур в вестибюль прошёл солидный, почти круглый человек, с розовеньким лицом. И хотя оно было теперь не самоуверенным и довольным, а встревоженным, — Маринка с Лёвой его сразу узнали.

Розовенький направился к гардеробу, а Лёва скомандовал Маринке:

— Раздевайся!

— Где?

— Здесь. На вешалку не примут.

Лёва быстро снял пальто, повесил на ручку двери, у которой стоял, и засунул в рукав пальто шапку.

— Ой, тут же украдут! — зашептала Маринка.

— Очень надо учёным воровать твоё пальто! Скорей!

Пока Маринка раздевалась, Лёва наметил план:

— Давай, когда все, кто раздевается, пройдут наверх, когда никого не будет. Видела, тогда контролёрша отходит и разговаривает с гардеробщиком. Отойдёт — мы сразу к лестнице и ползком, — чтобы ниже перил!

Они долго ждали. Розовенький уже разделся и поднялся по лестнице, и ещё многие прошли мимо контролёрши наверх. В вестибюле давно никого не было, а она не отходила.

— Ну, отойдите! Ну, отвернитесь! Ну, пожалуйста! — шепотом умоляла замёрзшая Маринка.

Ничего не помогало.

Но вот по лестнице спустилась молоденькая девушка с большущим объявлением и начала его прикреплять на стенке в вестибюле, а контролёрша отошла, повернулась к стене и начала ей помогать.

Пока они вешали объявление, Лёва с Маринкой, пригнувшись, на цыпочках добежали до лестницы и ползком добрались уже до верхних ступенек. Но тут Маринка прижала коленом косу, от боли сделала резкое движение и со стуком задела ботинком перила.

Тотчас она и Лёва услышали голос:

— Что такое? Разве кто-нибудь проходил?

И контролёрша подошла к лестнице.

Она никого не увидела. Маринка с Лёвой уже стояли не дыша за дверью, отделявшей лестницу от фойе. И контролёрша решила, что это донёсся стук из демонстрационного зала.

Дальше было не легче.

Ребята перебегали от окна к окну, прячась за широкими портьерами; от кресла к креслу, прячась за высокими спинками; и выглядывали, — следили, в какую сторону идут люди…