Журавленок и молнии
Шрифт:
– Может, ему лучше было бы, если бы его от матери забрали? Если она с ним… так вот обращается.
– Не знаю, папа… – нерешительно проговорил Журка. В самом деле, откуда он мог знать? – Папа, он же ее любит. Если его заберут, она совсем… А он будет думать: как она там без него? Что у него будет за жизнь – каждый день в тоске…
– А сейчас у него хорошая жизнь?
– Ну, нет, конечно… Но все-таки не один. – Журка опустил глаза и, подавив смущение, признался:
– Я бы без мамы не смог…
Отец
Журка молча ткнулся лбом ему в грудь.
Маленький Максимка боком сидел на трехколесном велосипеде и насупленно поглядывал на подходившего Журку.
– Почему Федота не пхинес?
– В дхугой хаз…
– А ты не дхазнись…
– Не буду, – согласился Журка. – А ты чего сердитый?
– Жизнь такая, – меланхолично откликнулся Максим. – Одни непхиятности… В велосипеде тохмозов нет. На дом наехал, колготину похвал. Видишь, дыхка… – Он дернул коленкой.
– Чепуха, – утешил Журка.
– Тебе чепуха, а мне от мамы влетит.
– Не влетит, пойдем.
Лидия Сергеевна обрадовалась Журке и Максима ругать за "дыхку" не стала.
– А Валерий как раз фотокарточки глянцует, которые на вашем спектакле снимал, – сообщила она. – Иди посмотри. По-моему, неплохо получилось.
Но Валерий Михайлович сидел, запершись, в ванной и попросил Журку подождать. А то следом за ним проникнет в ванную некая личность, а здесь провод у глянцевателя не заизолирован…
– "Некую личность" я пойду поить молоком, – сказала Лидия Сергеевна. – Журка, а может быть, и ты хочешь?
– Ой, правда хочу! – сознался Журка. – Я сегодня пообедать позабыл. Столько было дел.
Лидия Сергеевна дала ему, кроме молока, макароны с сыром и поинтересовалась:
– Что за дела?
– Всякие разные, – вздохнул Журка. Подналег на макароны и стал рассказывать по порядку: про утреннюю репетицию и Эмму Львовну с телевидения; про Валерика и его мать; про то, как ходил в поликлинику. Только про смутный разговор с Горькой и про неясное беспокойство, которое осталось после Валерика, рассказывать не стал. Он вовсе не хотел что-то скрывать от Лидии Сергеевны, но не знал, как объяснить ей свою тревогу… Зато он охотно и весело рассказал про последний разговор с отцом.
– Ну вот… Значит, совсем помирились с папой? – тихонько спросила Лидия Сергеевна.
– Угу… – смущенно сказал Журка. И вдруг пришло к нему громадное облегчение. Только сейчас. Словно именно в эту минуту растаяла, испарилась тяжелая ледяная корка, которая привычной холодной тяжестью давила на него столько месяцев подряд. Он сам поразился этой неожиданной и небывалой легкости. Удивленно и обрадованно глянул на Лидию Сергеевну.
Она поняла его радость, улыбнулась навстречу, ласково сказала:
– Ну и славно… Все теперь будет хорошо.
Но в ее голосе Журка уловил усталость. Лидия Сергеевна, видимо, догадалась об этом. Качнула головой, провела по лицу ладонями, виновато призналась:
– Ох, и устала я, Журка…
– А почему? Что случилось? – Он быстро повернулся к ней вместе с табуреткой.
– Да ничего особенного. Просто сессия на носу, зачеты пошли, а я в этом семестре закрутилась с хозяйством, лекций напропускала. Теперь столько учить приходится, просвета не видно… Ох, уйду я, Журка, на заочное.
– Куда? – испугался он.
– На заочное отделение. Чтобы работать в школе, а в институте только экзамены сдавать и контрольные работы.
– Но тогда еще труднее будет, – рассудительно заметил Журка.
– Труднее… и легче. Я, Журка, по школе скучаю. Ты рассказываешь про все ваши дела в классе, а я так бы и побежала туда. Понимаешь, я как будто в чем-то виновата…
– В чем? – удивился Журка.
– Трудно объяснить… Наверно, у меня такой нелепый характер. Все кажется, будто я ребят бросила.
– Кого? Нас? Но ведь все равно же…
– Да нет, вообще ребят… Ну, вот будто война идет, а я в тылу сижу. Вроде бы делом занята, да не самым главным… Хотя это, конечно, очень громкое сравнение…
– Ведь не война же… – осторожно возразил Журка.
Лидия Сергеевна сказала негромко:
– Война, Журка… За таких вот, как этот Валерик, про которого ты рассказывал… Я, знаешь, о чем подумала? Был бы он в моем классе, я бы его никакой беде не отдала.
"А ведь точно!" – понял Журка. И тревога за Валерку опять кольнула его. Журка сказал:
– Тогда идите на это… на, заочное…
– Ох, Журавлик… Думаешь, так просто? Знаешь, сколько забот прибавится! И работа, и сессии, и… вон эта личность беспризорником растет… Я на курсе заикнулась было про заочное отделение, а все подруги в один голос: "Ты с ума сошла! Учись, пока есть возможность, успеешь еще ярмо на шею надеть! Муж зарабатывает, чего тебе…" В общем, кажется, убедили. Почти…
– Если "почти", значит, не убедили, – заметил Журка. – Лидия Сергеевна, вы их не слушайте.
– Но если разобраться, они же правильно рассуждают.
– Ага! – откликнулся Журка. – "Правильно"… Лидия Сергеевна, у меня дедушкино письмо есть, последнее. Он там знаете что написал? "Если тебе все-все, со всех сторон, будут говорить правильные слова, а ты хоть самую капельку будешь знать, что надо делать по-своему, так и делай…"
– Да… Но, Журка, посуди сам. Тогда могут сказать: "Значит, мы все глупые, а ты один умный? Разве ты не можешь ошибаться?"
Журка подумал.
– Можно проверить, – сказал он. – Можно тысячу раз себя спросить: "Ты не ошибся? Ты не ошибся?" И если уж видишь, что нет, тогда все…