Журавли покидают гнезда
Шрифт:
Тыкчен сник, с трудом приподнялся на локти. Юсэк помог ему сесть.
Он медленно поднялся с земли, взял свой мешок и, подумав, швырнул его в сторону:
— Вы уже у цели, а мне… мне возвращаться надо, — и он пошел от них, то ускоряя, то замедляя шаги.
— Мне кажется, он что-то задумал, — сказала Эсуги. — Задержи его, Юсэк.
Юсэк догнал Тыкчена, схватил за руку:
— Погодите! Куда вы все-таки пойдете?
— У меня своя дорога.
— Но вы… разве не согласились пойти с нами?
— Ну, будет, — вздохнув, произнес Тыкчен и, высвободив руку, повернулся лицом к горизонту, где за синью далеких сопок тонуло солнце. —
Ничего особенного в этом закате Юсэк не приметил, а Тыкчен, словно завороженный, не мог оторвать взгляд от горизонта.
— Вот и все — угасло, — наконец с каким-то облегчением произнес Тыкчен, когда солнце совсем растворилось в бледно-лазоревом мареве. — Угасло, — повторил он и устало побрел обратно.
Вернувшись к Эсуги, Юсэк присел рядом. Он еще надеялся, что Тыкчен вернется.
Эсуги корила себя и Юсэка за то, что не смогли удержать этого несчастного и теперь он снова вернется к проклятому зелью. Юсэк вспомнил о мешке, оставленном Тыкченом. Он подтащил торбу к Эсуги и вытряхнул ее содержимое на траву. Они увидели спички, какие-то бумаги, исписанные иероглифами, огрызок зачерствелой лепешки и что-то завернутое в тряпку.
— Что это? — удивился Юсэк, поднося раскрытый сверток к Эсуги.
Вглядевшись, Эсуги отпрянула, словно в его руке лежала голова змеи.
— Убери, выбрось! Это — смерть! — в ужасе проговорила она, пытаясь отползти подальше.
Юсэк не испугался, напротив, к удивлению Эсуги, мгновенно повеселел и, восторженно глядя на сверток, закричал:
— Что я говорил! Он будет жить! Ты сама видела, как он корчился от удушья, а у него в мешке хранился опиум. Он не вынул его и бросил! Теперь ты веришь в него?!
Эсуги очень хотелось верить, поэтому она согласно кивнула. Ведь и она боролась со своим недугом, чтобы жить, превозмогая боль в ногах, она поднялась и, желая проверить себя, сделала несколько неуверенных шагов, но, почувствовав сильное головокружение, остановилась и с отчаянием поглядела на Юсэка.
— Ты что, Эсуги? — спросил он, подходя к ней. — Ты хочешь идти?
— Нужно, — сказала она, хоть и не была уверена, что сможет это сделать.
Юсэк взял ее за руку и медленно повел вниз к лугу. Ветер дул им в спину, трепал волосы, как бы подбадривая и помогая двигаться. С трудом держась на ногах, Эсуги что-то говорила и говорила, стараясь отвлечь внимание Юсэка. Он сердился и предлагал отдохнуть или снова нести ее на руках. Но Эсуги не могла себе этого позволить. Она не должна слечь, тем более что граница рядом, за этим лугом. А там, среди друзей, и поболеть не страшно. Но почему Бонсек не пришел за ними? Ведь он обещал. Вдруг что-то случилось?.. Пройдя луг, они спустились в неширокую ложбину, по обеим сторонам которой, на крутом склоне, большими и малыми группами, стояли березы и восточный тис, клены и манчьжурские ясени, широколистые дубы и красные сосны. Никогда раньше Эсуги не видела ничего более прекрасного: она была поражена этими гигантскими букетами, где одно дерево дополняло другое своеобразием формы и окраски. Разные, совсем не похожие, они жили в одной семье, питаясь из одной земли, оберегая друг друга от злых ветров, холода и жары. Очарованная этой красотой, Эсуги остановилась. Юсэк видел, как разрумянилось ее лицо. Он обнял ее, коснулся губами горячей щеки и тихо, почти шепотом воскликнул:
— Какая ты красивая, Эсуги!
— Ты меня всегда будешь любить? — вдруг спросила она, стыдливо глянув на него.
— Конечно! До самой смерти! — заверил он. — Но почему ты плачешь?
— Прости, это от счастья.
— Любимая, тебе пора отвыкать от слез, — сказал Юсэк, утирая ладонью ее глаза.
Облегченно вздохнув, Эсуги улыбнулась той светлой, долгожданной улыбкой, которую Юсэк мечтал увидеть со дня встречи с нею.
Они очнулись от сильного, сотрясающего землю грохота. Низко, почти над самыми кронами деревьев, висели черные тучи. Собрав свои вещи, они проворно устремились вниз по ложбине, в конце которой, за песчаной отмелью, заваленной корягами и бревнами, несла свои воды Уссури. Много рек и речушек видели Юсэк и Эсуги, однако эта таежная река была ни с чем не сравнима дикостью своих берегов, оплетенных разноцветными корнями и водорослями. Вода казалась бесцветной, только мелкая рябь создавала видимость ее течения. А рядом, возле песчаной косы, обрамляя тихие заводи и касаясь воды тонкими ветвями, стояли ивы.
— Это и есть граница, да? — спросила Эсуги, вглядываясь в противоположный берег.
— Да, — ответил Юсэк, придерживая Эсуги за руку, он стал спускаться к воде. Она была ледяная, но он умылся и, зачерпнув в ладони, напился.
Эсуги повторяла все, что он делал.
— А на чем мы переплывем? — спросила она.
— Как на чем? Конечно, вплавь, — пошутил Юсэк. — Ты умеешь плавать? — И, заметив в ее глазах недоумение, поспешил успокоить: — Что-нибудь придумаем, лесу здесь хватает.
— Так бы и сказал сразу, — обиделась Эсуги. — А то придумал такое…
Юсэк рассмеялся.
— И совсем не смешно. Сейчас польет ливень, тогда и вправду поплывем, — сказала Эсуги, испуганно глядя на тучи.
Где-то совсем близко, заглушая голос Эсуги, прокатился гром — и земля под ногами дрогнула. А вскоре хлынул дождь.
— Бежим! — Юсэк схватил руку Эсуги и бросился назад к берегу, будто их там ожидало надежное укрытие. Но его нигде не было. Ничего не оставалось, как нырнуть под плотные ветви ивы. Достав из мешка тужурку, Юсэк набросил ее Эсуги на голову.
— Небо гневается, — сказала Эсуги. — Неужели оно не хочет, чтобы мы ушли в Россию?
— Пусть сердится! Теперь нас ничто не испугает. Мы уже на границе, а значит — конец всем мучениям.
— Правда, Юсэк, правда, — ответила она тихо.
Конец пути! Кто еще может во всей полноте ощутить радость конца пути, если не рикша? Да, долог и труден был их путь. Теперь Юсэк уверен, что никакая сила не помешает им сделать еще один шаг на берег России! Он не хочет больше прятаться под дрожащими ветвями ивы.
— Ты, Эсуги, побудь здесь, а я осмотрю берег! — крикнул Юсэк и, быстро спустившись с обрыва к реке, пошел по узкой песчаной кромке берега, куда наползали, гонимые порывами ветра, слабые волны.
Ливень нещадно хлестал по лицу. Одежда липла к телу, тяжелела с каждым шагом. Озябшими руками он протер глаза и увидел на размытом берегу, заваленном бревнами, обломками досок и корнями, лодку. Шагах в пяти от нее, на склоне крутого берега лежал человек. Дождь бился об его спину, и спекшаяся кровь, растворяясь, впитывалась в намокшую одежду. Юсэк нерешительно подошел к нему, развернул лицом к себе и онемел от ужаса, узнав Бонсека.