Журба(Повесть о хорошем человеке)
Шрифт:
…У группы взрывников, состоявшей из Журбы, Шкета и других, имелись: взрывчатка, детонаторы и бикфордов шнур. Не было — часов. Между тем время взрыва железнодорожного полотна или моста надо рассчитывать точно, до секунды, он должен произойти перед самым появлением вражеского поезда, взрывать же до или после — бессмысленно, так как пути будут восстановлены постоянно курсирующим бронепоездом с ремонтной бригадой.
— Я позычил было часы у Степки Сологуба, — говорил Дьяченко накануне операции. — Они у него
— Тогда надо взять часы у командира, — предложил Журба.
— Он уехал куда-то по делам дня на три, — ответил Шкет и вдруг широко заулыбался во весь свой щербатый рот. — Слухайте, хлопцы, а на кой ляд нам вообще часы? Нам же нужны не минуты и часы, а секунды…
— Ну так что, у тебя есть секундомер?
— Нет, но зато у меня пульс — ровно шестьдесят ударов в минуту! Когда не волнуюсь, конечно…
— Или не трусишь?
— Ладно, ты у нас храбрец! Вспомни, как…
— Хватит вам! Давайте для начала проверим, за сколько секунд сгорает аршин бикфордова шнура.
Отмерили ровно аршин шнура, подожгли и молча смотрели на него, шипящего и плюющегося бледным огнем. Журба при этом держал руку на пульсе Шкета. Вскоре огонек погас. Иван сообщил:
— Семьдесят пять секунд!
— И что дальше?
— Надо разметать линию железной дороги тоже в секундах…
— А как это сделать?
— Пошли на место операции. Там и продолжим … урок по математике.
Пришли. Журба задумчиво посмотрел на стальную колею, на телеграфные столбы, тянущиеся вдоль нее от Анненского леса до Хвалынского перевала, что-то посчитал про себя, потом сказал, улыбаясь:
— Вот, хлопцы, вам задачка. От одного телеграфного столба до другого расстояние двадцать пять сажен (знаю с детства, отец был путевым обходчиком), значит, двадцать столбов — одна верста. Товарный поезд идет обычно со скоростью пятнадцать верст в час. Вопрос: когда надо зажечь бикфордов шнур? Берите карандаши, решайте.
Первым решил Андриан Барышников, он, как в классе, поднял руку.
— Если аршин шнура горит семьдесят пять секунд, значит, его надо зажечь, когда поезду останется пройти сто пятьдесят сажен или шесть столбов!
— Нельзя, слишком близко, — комментирует Шкет. С ним соглашается Дьяченко:
— Да. Придется на виду у врага поджигать, а это опасно.
— Хорошо. Удлиним шнур, пусть будет полтора аршина. Тогда поезду идти до заряда двести двадцать пять сажен или девять столбов.
— Это годится!
— Что ж, вечером проверим, — подытожил учитель. — По данным разведки, эшелон беляков пройдет здесь в шесть пополудни.
Проверили. Задачи — и арифметическая, и боевая — были решены
Иван настолько вошел в свою новую роль в отряде, что, когда Борисов приказал ему идти с группой партизан на очередное боевое задание — предстоял налет на вражеский склад с обмундированием и боеприпасами — с сожалением сказал:
— Жаль, урок сорвется. Хотел диктант провести…
Андрей Борисович тонкогубо улыбнулся.
— Ты уже забыл, как сам просил посылать тебя время от времени на боевые операции? Вот и ступай. А насчет урока не беспокойся: он состоится. Я нашел тебе замену, будете вести занятия по очереди…
— Кого? — ревниво спросил Журба. — Сологуба, что ли?
— Нет.
— Тогда кто?
— Пойдем, увидишь…
Журба не поверил своим глазам. Это была девушка из проходившего некогда через Спасск поезда, она же пишбарышня из экспортно-импортной конторы, у которой он пытался украсть машинку. Иван узнал девушку сразу, едва вошел в штаб, она же, сощурив глаза, вглядывалась в невысокого чернявого парня с небольшими усиками и, кажется, не узнавала его.
Борисов, заметив, что Иван покраснел и явно испытывает неловкость, удивленно спросил:
— Вы что, знакомы?
— Нет… кажется, нет, — ответила она.
Журба промолчал.
— Ну, теперь знакомство состоялось, — улыбнулся командир. — Галина Евгеньевна тоже учительница, выпускница Бестужевских курсов в Петрограде, так что, сам понимаешь, спец ого-го! Будешь ей помогать. Детали обговорите сами, а у меня дела. — Борисов вышел из штаба.
Галина Евгеньевна сидела на лавке и жестом пригласила Ивана занять место рядом с собой. Он, все еще скованный, присел на краешек.
— Андрей Дмитриевич сказал, что вы окончили учительскую семинарию?
— Почти окончил…
— Война помешала?
— Да.
— Я понимаю… Вы здешний?
— Да.
— Вы и на уроках такой немногословный? — Она ободряюще улыбнулась. — Нельзя же быть таким застенчивым, Иван Евдокимович! Расскажите мне о себе. Сколько вам лет?
— Скоро девятнадцать, — привычно соврал Иван. — А рассказывать особенно нечего: учился, малость воевал…
— А… извините… любимая девушка у вас есть?
«Вы моя любимая девушка! Я искал вас всю жизнь!»
Журба молча покачал головой.
— Ничего, еще будет. Какие ваши годы! А мне уже двадцать два. Тоже, в общем-то немного, но повидать и пережить пришлось немало… А все это проклятая война! — Она ударила кулачком по своему колену. — Я ведь приехала сюда к жениху, а его убили буквально накануне нашей свадьбы. Он погиб в бою недалеко отсюда, на Каульских высотах. Прапорщик князь Нежданов Юрий Сергеевич… Вот посмотрите его фото… — Она сняла с шеи медальон, открыла. Там была овальная фотография смеющегося юноши в форме юнкера.