Журнал Двести
Шрифт:
Разумеется, в докладе есть утверждения, на мой взгляд, далеко небесспорные и даже просто неверные. Например, идея о том, что "хорошую" литературу можно отграничить от "плохой" с помощью некоего Экспертного совета, представляется мне совершенно ошибочной. (Я сразу представил себе Экспертный совет, составленный из величайших светил кулинарии и дегустации, который объявит мне, что овсянка есть вкуснейший и полезнейший продукт питания — амброзия и нектар богов! Я даже и спорить с ними не стану, для меня эта проблема не существует: я овсянку НЕНАВИЖУ, у меня к ней идиосинкразия, я не мог заставить себя есть ее даже во-время блокады!) Соответственно, ни на чем совершенно не основано представление Столярова, будто жюри премии "Странник" (или любое другое жюри) способно ОДНОЗНАЧНО отделить плевелы от злаков и агнцев от козлищ. "Если десять хороших писателей говорят, что книга хорошая —
Нет, я полагаю, острая реакция на доклад Столярова возникла не из отдельных спорных (или неверных) его утверждений, хотя многие без сомнения обиделись за своих любимых Гаррисона и Урсулу Ле Гуин, к которым Столяров был совершенно неоправданно беспощаден.
Из нервного, кровью сердца написанного, контрдоклада Александра Щеголева, содержащего больше эмоций, нежели идей (и живо напомнившего мне предсмертный крик Гоголевского Остапа: "Батько, где ты? Слышишь ли ты?"), извлек я лишь один ясно очерченный тезис, достойный рассмотрения. Это тезис об угрозе нынешней фантастики со стороны "новых большевиков", захвативших власть и стремящихся подгрести под себя все и, в первую голову, право "разрешать и вязать". И захотелось мне a la Тарас Бульба вскричать: "Слышу, сынку!" — слышу, но не вижу, а главное — НИЧЕГО не понимаю… Какая угроза? Какие большевики? Власть — над чем? Или — над кем?..
Неужели непонятно, что в нынешних условиях ВСЕ решает "сладкая парочка" — тандем ИЗДАТЕЛЬ-КНИГОТОРГОВЕЦ? И есть лишь один критерий оценки книги: РАСКУПЯТ — НЕ РАСКУПЯТ? И это положение будет существовать до тех пор, пока не появятся разбогатевшие, сытые, самоуверенные издатели, которые наконец-то! — позволят себе быть меценатами и издавать книгу, исходя из каких-то иных критериев, кроме критерия прибыльности? Неужели же это не очевидно?
И неужели же не следует отсюда, что никакие группировки, интриги, обходные льстивые маневры, никакие премии, статьи и телепередачи не способны изменить этого чугунного миропорядка? Неужели же до сих пор не умер этот чисто СОВЕТСКИЙ миф, будто бы в литературу можно прорваться хорошо сколоченной группой — как в киношку на вечерний сеанс, без билета, "на протырку"! Да, такое бывало в прежние времена, но даже и тогда это было исключением, ибо правилом были: ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЧИСТОТА и БЛАГОСКЛОННОСТЬ НАЧАЛЬСТВА. А что сегодня мне толку от благосклонности многоуважаемого Н.Ютанова, если у него нет денег, чтобы издать мою книгу?..
Решительно не понимаю опасений Александра Геннадиевича. Решительно не понимаю опасений сочувствующих ему участников Интерпресскона. Литература дело тихое, индивидуальное, изначально — совершаемое в одиночку. Писатель по определению — ВСЕГДА ОДИН. Никто ему не поможет, никто его не продвинет, никто его не возвысит. Кроме единственного движителя, имя коему Дар Божий. И может быть именно поэтому, чтобы он мог хоть ненадолго сбросить цепенящий груз этого одиночества, чтобы отдохнуть ему от этого проклятого одиночества — и следует для него устраивать такие вот сборища, как ИНТЕРПРЕССКОН. И организовывать премии — для него. И провозглашать здравицы — в его честь. Чтобы знал он: одиночество его велико, но небезгранично.
Все же прочее — группировки, интриги, "обеспечение прессы", обещания "устроить", угрозы "не пропустить" — все это от лукавого, и никакой, сколько-нибудь существенной, роли не играют. (Попробуйте "устроить" книгу, которая сулит издателю прогар; попробуйте "не пропустить" у него же рукопись очевидного бестселлера!).
Допускаю, эта позиция кому-то покажется высокомерной, элитарной, нежизненной — возможно. Но это — итог без малого сорокалетнего варения в котле страстей, именуемом "литературной жизнью". Сорок лет проб и ошибок. И поимейте наблюдение: дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих.
5. Давайте сразу договоримся: престижность премии определяется ТОЛЬКО ОДНИМ фактором — устойчивостью высокого литературного критерия. Если из года в год, на протяжении многих лет, данная премия вручается за произведения высокого класса — эта премия обречена быть престижной. Но стоит жюри засбоить, ошибиться раз, другой и — все: от престижа в мгновение ока остаются лишь рожки да ножки. Так случилось с "Аэлитой". По крайней мере В МОИХ ГЛАЗАХ она НАПОЛОВИНУ потеряла свой престиж немедленно, сразу же, как только жюри пошло на поводу у начальства и покривило душой. Еще один или два аналогичных прокола доканали эту премию (в моих глазах!) окончательно. То же, к сожалению, произошло и с Беляевской премией: она дала сбой прямо на старте, и теперь надо ждать, что с нею будет дальше. "Интерпресскон", надо признаться, сильно подпортил свой авторитет, отдав предпочтение одному вполне посредственному роману. Премия "Великое кольцо", насколько я могу сейчас вспомнить, ни разу не удивила и не раздражила меня — что само по себе замечательно, если учесть разнородность состава "жюри", вдобавок еще и меняющегося от года к году. (Это лишь снова доказывает нам, что "хорошее всегда хорошо"). О "Страннике" говорить, наверное, еще рано, хотя первый набор лауреатов устроил меня вполне — премию получили не все хорошие произведения, но ТОЛЬКО хорошие. О "Бронзовой Улитке" мне судить невместно, но я тешу себя надеждой, что до сих пор не совершил пока еще ни одной ошибки, во всяком случае — грубой.
Существует, однако, и принципиально другая точка зрения: престиж премии есть прежде всего — престиж жюри. Эта точка зрения мне понятна, но принять ее я никак не могу. Как же быть тогда, если жюри вообще анонимно (Нобелевская премия)? Если жюри состоит из людей, мало МНЕ приятных, но премии раздает при этом в ПОЛНОМ соответствии с МОИМИ представлениями?.. Если члены жюри — люди приятнейшие, а представления о литературе у них — ну, хоть святых выноси?!..
Прошу обратить внимание на то, что до сих пор я рассуждал о премиях с точки зрения, так сказать, наблюдателя — члена и участника "Интерпресскона". Но ведь существует еще и точка зрения АВТОРА, — потенциального получателя премии! Здесь уж начинают работать факторы, вообще не поддающиеся учету и даже анализу. Разве что путем анонимного опроса можно установить отношение ПИСАТЕЛЕЙ к названным премиям (кстати, интересная мысль, вам не кажется?), и боюсь, после этого картина, и без того достаточно запутанная, запутается вовсе.
Не проще ли нам, дорогие мои, исходить из самого демократического и самого общего принципа: "Больше премий — хороших и разных"? Пусть к услугам каждого из нас будет премия, которую он считает высокопрестижной, и (помните анекдот?) премия, которую он не желает признавать вообще.
Я воспользовался случаем, чтобы изложить свое понимание проблемы, сделавшейся вдруг скандально-актуальной. Что же касается расстановки премий по ранжиру, то я не хотел бы этим заниматься. Это то же самое, как Чубайсу отвечать, куда он вложил свой ваучер. Могу сказать только, что самыми желанными премиями на свете являются для меня две — Нобелевская и "Бронзовая улитка". И знаете, почему? Правильно. Именно поэтому.
6. Никакого "объективного отражения литературной значимости" не существует в природе ВООБЩЕ! Существует сугубо СУБЪЕКТИВНАЯ оценка произведения, причем характерная только и именно для данной группы ценителей. Чем больше группа, тем для большего числа читателей ее оценка будет казаться "верной". (Например, премия ИНТЕРПРЕССКОНа кажется широким читательским массам безусловно более "правильной", нежели "Странник" или "Улитка", несмотря на частичные пересечения результатов). Чем однороднее группа (в идеале — все члены жюри имеют одинаковый литературный вкус), тем меньше ошибка среднего балла для каждого из оцениваемых произведений, но ТЕМ БОЛЬШЕ читателей окажутся оценкой недовольны (так элитарная критика высоко ценит Г.Гессе и Т.Манна, к которым основная масса читателей остается вполне равнодушной).
Каждая оценка литературного произведения характеризует одновременно и данное произведение, и литературный вкус ценителей. Отделить одно от другого невозможно В ПРИНЦИПЕ. Каждый раз, ставя оценку писателю ты ОБЯЗАТЕЛЬНО, хотя и не сознавая этого, ставишь оценку своему собственному литературному вкусу.
Практически все социологические опросы показывают: с точки зрения ЛЮБОЙ оценивающей аудитории (жюри) все оцениваемые произведения делятся на три довольно ясно выраженные группы: "хорошие", "средние" и "плохие" (верхняя, средняя и нижняя треть итогового списка оцениваемых произведений). Жюри могут отличаться по своему составу очень сильно (например — жюри, состоящее из профессиональных литкритиков, с одной стороны, и жюри, состоящее из школьников старших классов, — с другой), соответственно сильно отличаются оценки одного и того же произведения в баллах, но — что характерно! произведения "средние" и "плохие" могут меняться местами в итоговых списках разных жюри, произведения же "хорошие" всегда оцениваются как хорошие (остаются в верхней трети списка) ВСЕМИ жюри. "Хорошее всегда хорошо, но плохое, оказывается, не всегда плохо".