Журнал «Если» 1993 № 03
Шрифт:
Сторм гордо выпрямилась:
— В любом случае, — надменно сказала она, — люди сочтут за честь оказать услугу Той, Кого они почитают.
— Что? — Локридж раскрыл рот от изумления. — Ты хочешь сказать, что можешь сыграть…
— Нет, — перебила Сторм. — Я и есть Богиня.
Лучи восходящего солнца покрывали пропитавшуюся росой землю белой дымкой. Капли воды скатывались с листьев, и, сверкнув, гасли в густых зарослях кустов и папоротника. Лес наполнился птичьим пением. Высоко в небе кружил орел, и зарево золотило его крылья.
Кто-то тронул Локриджа за плечо, и он проснулся. Малькольм долго тер опухшие веки. Вчерашнее приключение
— Вставай, — приказала Сторм. — Я развела костер. А ты приготовь завтрак.
С Локриджа мигом слетел сон: Сторм хлопотала у костра совершенно обнаженная. Он издал возглас, полный удивления, восторга и — благоговения! Он просто не мог представить, что человеческое тело способно быть настолько прекрасным.
Однако его не влекло к Сторм. И не только потому, что она не испытывала и тени смущения и вела себя так, словно рядом находилась другая женщина или собака. Простой смертный не может волочиться за Никой Самофракийской.
Лес огласился громким ревом. Стая глухарей поднялась в воздух. Птиц было так много, что они, казалось, заслонили солнце.
— Что это? — спросил Локридж. — Буйвол?
— Зубр, — ответила Сторм.
И в этот миг до него окончательно дошло, где они очутились. Он вылез из мешка и почувствовал, что мерзнет. А вот Сторм ничуть не страдала от холода, хотя в ее волосах блестели капли росы. «Неужели передо мной обычный человек? — подумал Локридж. — После всех наших приключений, перед лицом грядущих испытаний — и ни усталости, ни волнения. Сторм не придется изощряться, чтобы заставить жителей Крита преклонить колени пред Лабрис…»
Сторм присела на корточки и открыла один из пластиковых пакетов, взятых в туннеле из контейнера:
— Нам понадобится другая одежда. Надень вот это.
Локридж с обидой отметил ее командный тон, однако послушно раскрыл пакет и обнаружил короткую синюю накидку из неплотной шерстяной ткани, с застежкой в форме рунической буквы. Малькольм достал тунику, натянул ее через голову и перепоясал ремнем. На ноги полагались сандалии, а голову пришлось обвязать лентой, разрисованной зигзагообразным узором. Кроме этого, он нашел в пакете ожерелье — медвежьи когти и ракушки, нанизанные на крепкую нить, и кремневый кинжал, напоминающий по виду лист, — такой тонкой работы, что, казалось, он был выкован из металла. Рукоятка оружия была обернута кожей, а футляр из березовой коры заменял ножны.
Сторм критически рассматривала Локриджа. Он, в свою очередь, принялся изучать спутницу. Ее наряд состоял из короткой юбки, украшенной перьями, сандалий, повязки для головы, ожерелья из необработанного янтаря, мешочка из лисьего меха, одевавшегося на плечо. Но Малькольм едва ли обращал внимание на детали.
— Ты неплохо выглядишь, — заметила Сторм. — Конечно, мы одеты довольно… старомодно, но не хуже, чем состоятельные члены племени Тенил Оругарэй, или иначе — Люди Моря.
Она указала на маленькую коробочку, которая оставалась в свертке: «открой». В шкатулке лежал мягкий светящийся шарик. «Засунь в ухо», — велела Сторм.
Она отбросила назад локон и продемонстрировала такой же предмет у себя. Ему вспомнилось, что когда-то он принял этот шарик за слуховой аппарат, и подчинился Сторм. Приборчик не изменил качество звука, но его прикосновение было непривычно холодным. В голове и шее Локридж ощутил мгновенное покалывание.
— Ты меня понимаешь? — спросила Сторм.
— Да, естественно… — он запнулся на полуслове. Язык, на котором он ответил, не был английским! И никаким другим из знакомых ему языков!
Сторм рассмеялась:
— Береги свою диаглоссу. Ты поймешь, что она ценнее
Локридж был только рад погрузиться в простые заботы походной жизни. В пакетах, помимо одежды, оказались консервы — и, как выяснилось, на редкость вкусные.
Либо в пищу были добавлены стимуляторы, либо сыграл свою роль свежий воздух, но так или иначе Локридж взбодрился. Он разбросал угли, засыпал кострище, и когда Сторм заметила: «А ты, оказывается, умеешь заботиться о том, что тебя окружает», — почувствовал, что готов сразиться с медведем.
Она показала ему, как работает механизм управления входом в туннель. Они спрятали прибор и прежнюю одежду в дупле дерева. Только ружья оставили при себе. И, наконец, пустились в дорогу.
— Мы направляемся в Эвильдаро, — сказала Сторм. — Я никогда не была там до сих пор. Это портовый поселок, и в нынешнем году здесь Должен появиться иберийский корабль.
Диаглосса подсказала Локриджу, что слово «Эвильдаро» было усеченной формой более древнего названия, означающего «Дом Морской Матери». Та, Чьим именем освящалась деревня, была воплощением Охотницы. Жители Эвильдаро обитали здесь уже многие века, будучи потомками племени, охотившегося на северных оленей, и появились на территории Дании вслед за отступающим ледником. Когда оленьи стада переместились в Швецию и Норвегию, людям пришлось изменить образ жизни. Несколько поколений назад они занялись земледелием, многое переняв у пришлых племен, однако по-прежнему поклонялись Той, Чьи волосы омыты дождем, Которая проглотила землю — и вместо земли появилась вода, и по воде можно было плавать на лодках, Той, Которая поедала мужчин и Которая давала рыбу, и устриц, и тюленей… Когда-то племя ютов, не почитавшее Ее и приносившее жертвы мужским богам, нарушило мир и… — но тут Локридж перестал внимать чужим воспоминаниям, навязанным ему приборчиком. Они отвлекали его от действительности и от этой женщины.
Солнце поднялось высоко над землей, туман рассеялся и небо прояснилось. Только лишь кое-где остались белые облака. Дойдя до леса, путешественники остановились. Кустарник, растущий под дубами, встал стеной на пути. Сторм огляделась и обнаружила еле заметную тропинку, ведущую на север, проложенную скорее оленями, чем людьми.
— Леса священны в этих краях, — говорила Сторм. — Нельзя охотиться, не принеся Ей жертву. Нельзя срубить дерево, не получив благословения.
Лес, однако, не встретил их благоговейной тишиной. Везде кипела жизнь; заросли куманики, папоротника, шиповника вплотную подступали к дубовым стволам; подобно искрам, мелькали белки, скачущие с ветки на ветку; шумные птицы трудились над устройством гнезд. Пение, верещание и шорох крыльев раздавались повсюду. Локридж почувствовал, как его душа распахнулась навстречу лесу, он словно слился с ним в единое целое. Ему казалось, что он захмелел от солнца, ветра и запахов. «О да, — подумал он, — я испытал немало неприятностей. И я знаю, что истинные несчастья — это холод, голод, болезни, а не студенческие ссоры или непомерные налоги, и наверняка за большие страдания и воздается по-другому. И если Сторм властвует над этой лесной жизнью, то, значит, так ее наградила судьба и, значит, я с ней».