Журнал «Если», 1993 № 07
Шрифт:
И похоже, это было только начало. Теперь до Мэри не добраться. Черт с ней, с зарплатой — Хентмэн платит намного больше. Но без симулакрума он не сможет выполнить свой план. Не стоило так долго откладывать. Мысль о том, что он в конце концов расквитается с Мэри, поддерживала его последнее время. Теперь впереди — вакуум. Пустота. Существование потеряло смысл.
Чак развернулся и, как во сне, заковылял обратно, вверх по ступеням. Охранник в форме преградил ему дорогу.
— Весьма сожалею, господин Риттерсдорф. Но у меня приказ не пропускать вас.
— Мне снова
Охранник снял с пояса рацию и переговорил по ней.
— Все в порядке. Можете пройти в кабинет господина Лондона. — Охранник отошел в сторону, и широкие стеклянные двери автоматически открылись.
Минуту спустя Чак снова оказался в отделанный деревянными панелями кабинет.
— Ну так что, решили? — спросил Лондон.
— Я просто хотел сказать вам одну вещь. Если Хентмэн не уволит меня, не будет ли это прямым доказательством того, что ваши подозрения безосновательны?
Чак подождал, давая возможность шефу обдумать сказанное. Лондон напряженно сдвинул брови, однако не отвечал.
— Если Хентмэн не уволит меня, то я официально обжалую факт отстранения меня от работы в Комиссии по Делам Государственных Служащих и докажу…
— Вы уволены, — спокойно сказал Лондон. — По причине использования вами запрещенных возбуждающих препаратов. Если говорить откровенно, мы уже обнаружили их в вашей комнате. Это ГБ-40. С его помощью вы сможете преспокойно работать двадцать четыре часа в сутки. Поздравляю. Теперь, когда вам не нужно появляться здесь, вы все это время можете посвятить своей новой литературной работе. Желаю удачи.
Лондон сел за стол и начал изучать какой-то документ. Разговор был окончен.
— Но вы убедитесь, что ошиблись, — возбужденно сказал Чак, — когда узнаете, что Хентмэн не уволил меня. Я попросил бы вас пересмотреть свое мнение, если это случится. Прощайте.
Он вышел из кабинета, со стуком захлопнув за собой дверь. «Да, прощайте, — думал он. — Быть может, навсегда».
Снова очутившись на залитом утренним солнцем тротуаре, Чак в нерешительности остановился, не обращая внимания на толкавших его многочисленных пешеходов.
«Что теперь? — спрашивал он себя. — Второй раз ломается жизнь. Сначала разрыв с Мэри, теперь вот это. Не слишком ли много за такой короткий срок? Что же у меня остается?»
Оставалась работа у Хентмэна. И только она.
Добравшись домой на беспилотном наземном такси, он лихорадочно, с отчаянной решимостью, бросился к пишущей машинке и принялся сочинять сцену для Патриции Вивер. Забыв обо всем, он сузил свой мир до размеров клавиатуры и белого листа бумаги.
«Придумаю для нее сногсшибательную роль, — внушал он себе. — И может быть, получу кое-что взамен».
Около трех часов дня он закончил печатать, поднялся на ноги и потянулся, почувствовав усталость во всем теле. Однако голова была на удивление ясной.
«Значит, они установили в комнате аппаратуру, — вспомнил он вдруг. — Фиксируют каждое мое движение».
Специально для тех, кто будет прослушивать запись, он громко произнес:
— Эти выродки из Управления шпионят за мной. Сволочи! Как я рад, что наконец-то вырвался из этого болота подозрительности…
Он замолчал, так как понял, насколько глупо себя ведет. Выключив машинку, он прошел на кухню и начал готовить обед.
В четыре часа, припудренный, чисто выбритый и надушенный лучшим одеколоном, какой только могла произвести парфюмерная промышленность двадцать первого века, в новом марсианском костюме — черном с голубыми звездочками, — он вышел из дому с рукописью под мышкой и направился к стоянке реактивных такси, собираясь лететь в Санта-Монику, к Патриции Вивер.
Зачем — он и сам не знал, однако был полон смутных надежд.
«А если у меня с ней ничего не выйдет? Что тогда?»
Он надеялся, что ему не придется отвечать на этот вопрос. Он уже и так потерял слишком много — привычный мир попал в некий безжалостный процесс усечения, словно туша под нож мясника. Система восприятия жизни нарушилась: по ночам он привык ощущать тело Мэри, а днем — дружески-деловой настрой работы в Управлении. Теперь он оказался в пустоте. Нужно было немедленно заполнить ее чем-то — все его существо страстно желало этого.
Он сел в такси и сообщил водителю адрес Патриции, затем, устроившись поудобнее, стал просматривать отпечатанные страницы, внося незначительные исправления.
Час спустя, в начале шестого, машина снизилась над крышей старинного девятиэтажного дома, облицованного красной плиткой.
«Вот она, новая жизнь, — подумал Чак. — Начинаю дружить с хорошенькими пышногрудыми телекрасотками…»
Машина приземлилась. Чак дрожащими руками достал бумажник.
Глава 9
Патриция Вивер оказалась дома.
«Добрый знак», — промелькнуло у него в голове.
Увидев его, она сказала:
— А-а, это уже автор с моей рукописью. Проходите. Не ждала вас так рано, вы же сказали…
— Я закончил раньше, чем предполагал.
Чак вошел, сразу обратив внимание на изысканную, по последней моде, обстановку квартиры. Мебель была в псевдоиндейском стиле, относящимся к периоду ацтеков доколумбовой эпохи. Такой стиль отражал последние археологические исследования, и мебель, конечно же, была изготовлена по индивидуальному заказу. На стенах висели «живые» картины, которые постоянно менялись, издавая легкий шум, напоминавший отдаленный гул океана. Или, скорее, жужжание эскалаторов в метро, решил Чак. Но этот звук не создавал ощущения уюта.
— Значит, вы принесли рукопись, — задумчиво проговорила Патриция. На ней было модное парижское платье, что казалось странным в столь ранний час. Такие платья Чак видел только по телевизору или в журналах — конечно же, сотрудницы Управления, с кем он привык ежедневно общаться, не носили таких. Платье было чрезвычайно сложным по конструкции: оно как бы состояло из гигантских лепестков неземного цветка, которые оставляли правую грудь девушки полностью открытой. Может быть, она ждет еще кого-нибудь? Банни Хентмэна, например?