Журнал «Если», 1994 № 08
Шрифт:
Подобно огромному раку, Дин попятился назад под забор. Выбравшись из ручья, он отправился назад.
Он возвращался в свое убежище, обливаясь потом под тяжестью восемнадцатидюймовой каменной плиты на плече, и от усталости забыл о привычной осторожности. Проломившись сквозь кусты на крохотную прогалину перед своей дверью, он остолбенел.
Прямо перед ним сидела на корточках голенькая малышка лет четырех.
Она подняла глаза, и в глазах ее — что там — по всему темному лицу запрыгали веселые искорки.
— Хи-хи! — радостно зазвенела она.
Он нагнул плечо и дал
Девочка совсем ничего не боялась. Она опустила глаза и вернулась к своему занятию: по-заячьи захрустела морковкой.
Мелькнувшая тень привлекла его внимание. Из щели между бревнами выползла еще одна морковка, за ней последовала третья.
— Хо-хо. — Он глянул вниз, перед ним сидели уже две маленькие девочки.
По сравнению с прочими Дин имел одно весьма важное преимущество; сомнения в целости собственного разума не могли прийти ему в голову. Нагнувшись, он поднял ребенка, но не успел распрямиться, как девочка исчезла прямо из его рук.
Другая оставалась на месте. Обворожительно улыбнувшись, она запустила зубы в новую морковку.
Дин спросил ее:
— Что делаешь? — Голос его был неверен и груб, как у глухого.
Девочка перестала есть и с открытым ртом уставилась на него.
Он опустился на колени. Девочка глядела ему прямо в глаза, в те самые глаза, что некогда приказали человеку убить себя, те самые, что много раз безмолвно заставляли встречных кормить его. Он не чувствовал ни гнева, ни страха, только желание, чтобы она посидела на месте.
Наконец он потянулся к ней. Девочка хрумкнула морковкой и тут же исчезла.
Дин был переполнен удивлением — несвойственным ему чувством. Но недолго. Пора было готовить ужин.
Он заканчивал трапезу и совсем уж было забыл о случившемся, как резкий стук в дверь заставил его буквально подскочить на месте, настолько неожиданным был здесь подобный звук.
В дверном проеме стояла девочка в платьице из шотландки. Волосы причесаны, лицо умыто. С изящной непринужденностью она держала в руках предмет, издали казавшийся дамской сумочкой, но, приглядевшись, в нем нетрудно было признать тиковый ящичек из-под сигарет, к которому четырехдюймовыми гвоздями вместо ручки была приколочена тесемка.
— Добрый вечер, — вежливо выговорила она, — я проходила мимо и решила заглянуть. Значит, вы дома?
Юная, но вконец обнищавшая светская дама, пытающаяся прокормиться визитами, казалась чистой пародией, впрочем, абсолютно непонятной для Дина. И он вернулся к еде, не отводя глаз от лица девочки. За ее спиной из-за краешка двери вдруг вынырнули головки обеих темнокожих девчушек.
Ноздри и глаза ребенка были обращены к горшку с варевом. Девочка буквально пожирала его глазами. Потом вдруг зевнула.
— Прошу прощения, — чопорно выговорила она. А затем откинула крышку ящика для сигарет, достала из него белую тряпочку, быстро сложила ее, но все же не настолько, чтобы нельзя было понять, что это мужской носок, и промокнула ею губы.
Встав с места, Дин поднял полено, осторожно уложил его в очаг и вновь сел. Девочка сделала шаг вперед. Две другие последовали за нею и парой оловянных солдатиков на карауле замерли возле двери. Их лица выражали ожидание. Теперь девочки были одеты. На одной были полотняные дамские штанишки, на второй красовался тяжелый шерстяной фартук, обрезанный на уровне лодыжек неровной и растрепанной бахромой.
Дама, приглашенная на коктейль, девочка приблизилась к котелку и, бросив Дину крохотную улыбку, спросила, потупив глаза и протянув к котелку большой и указательный пальцы:
— Можно мне?..
Выпрямив ногу, Дин подгреб котелок поближе к себе. Поставил сбоку, подальше от девочки, и устремил на нее остановившийся взгляд.
— А ты — вонючий сукин сын, — заявила девчонка.
Дину эти слова тоже ничего не говорили. Он бесстрастно глядел на девочку, не забывая придерживать котелок.
Глаза гостьи сузились, лицо покраснело. Она вдруг заплакала.
— Ну, пожалуйста, — сказала она, — я голодна. Мы хотим есть. Мы съели все, что было в банках.
— Голос ее упал, и она прошептала. — Пожалуйста, я прошу тебя, а?
Две ее подруги внимательно глядели на нее. Лица их выражали безмолвное разочарование, и их несчастные мордашки ранили Джейни куда больше, чем его безучастный взгляд. Она, добытчица, подвела их, и они не скрывали обиды.
Он сидел с теплым горшком на коленях, глядел через дверь в сгущающиеся сумерки. Перед внутренним взором его вдруг предстала миссис Продд с дымящейся сковородкой. Куски ветчины перемежались желтыми глазками яичницы; она приговаривала: «Садись-ка, садись, поужинай». Чувство, которому он не знал имени, перехватило горло, протянувшись откуда-то из солнечного сплетения.
Шмыгнув носом, он потянулся к чугунку, выловил из него половину картофелины и уже нацелил на нее рот. Но рука не слушалась. Медленно склонив голову, Дин поглядел на картофелину, словно бы не узнавая, что это такое и зачем существует.
Охнув, он выронил картофелину в чугунок, гулко поставил его на пол и вскочил на ноги.
Упершись руками в дверной косяк, он хриплым невыразительным голосом выдавил:
— Погодите!
Кукурузу давно уже следовало убрать, но она еще стояла в поле. То тут, то там желтели переломленные стебли, разведчики-муравьи оглядывали их и разбегались, разнося слухи. На другом поле застрял грузовик, из сеялки высыпалась озимая пшеница. Не было видно дымка над трубой фермы, и лишь покосившаяся амбарная дверь гулко аплодировала, злорадно приветствуя несчастье.
Дин подошел к дому, поднялся на приступку. Продд восседал на качелях, которые не качались, потому что порвались цепи. Глаза его были полуприкрыты.
— Привет, — проговорил Дин.
Продд шевельнулся, поглядел Дину в лицо. Никаких признаков узнавания. Потом опустил взгляд, подвинулся назад, чтобы распрямиться, и принялся бесцельно ощупывать грудь, нашел подтяжки, потянул, отпустил.
— А, Дин, мальчик мой! — наконец вымолвил Продд. Слова знакомые, но голос похож на изломанные конные грабли. Просияв, фермер поднялся, подошел к Дину и занес уже кулак, чтобы дружелюбно грохнуть тому в плечо… и вдруг забыл о своем намерении. Кулак повисел-повисел и, повинуясь закону тяготения, опустился.