Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
— Но ведь в своем творчестве вы проявляете индивидуальность.
— Конечно, это и есть спасение. Именно индивидуальность я и стараюсь «закоротить» (как сказал бы электромонтер) на искусстве.
— Однако не является ли оно тоже Даблоидом? Своего рода двойником жизни? Или знаком памяти об утраченной нами гармонии жизни, которая все более приобретает условные формы?
— Но такую жизнь придумали мы, люди. Что касается искусства, оно сейчас значительно продвинулось в наступлении на общество. И продолжает наступать быстрым и широким фронтом. Для модернистского искусства время благоприятно: не надо жить в бедности и умереть безвестным, чтобы художника признали гением.
Все мы, наше бытие — звенья удивительного процесса, давно завязанной цепи под названием Человек и Жизнь. Как врач знаю, что строение человеческого тела не менялось тысячелетиями, и рисунки Леонардо да Винчи могут служить иллюстрациями современного учебника анатомии. Все, что окружает нас, все рожденное цивилизацией, — постройка многочисленных предыдущих поколений. Интересно, что придумает человек после компьютера, прообраз которого существовал еще в Древнем Египте? Филогенез, онтогенез — все стадии возникновения жизни, ее развития заложены в каждом. Как можно бунтовать против самих себя? Наши Даблоиды «заслужены» нами.
Периодически раздаются призывы: снова пасти коров, отказаться от электричества. Зачем же так? Все наши возможности — физические и на уровне сознания — должны сойтись с реалиями современной цивилизации. Можно ли жить без искусства, философии? Открытий физики? Психоанализа? Человеку, чтобы осуществиться в полной мере, требуется весь «корпус» цивилизации, которая на самом деле прекрасна. Как от природы прекрасно тело человека. Надо сдерживаться, чтобы сохранить баланс. Просто разрушить — случится катастрофа. Баланс цивилизации в целом, как и Земли, придется восстанавливать, как это делается в заповедниках. И экология сознания человека должна сочетаться с экологией общей.
— Но средний человек — без свойств или с оными — не всегда отягощен подобным знанием, к тому же нередко обезбожен.
— Не могу судить насчет обезбоженности. Если так, вернуть Бога невозможно, поскольку он не существует. Но если Бог вообще есть, человек уже не обезбожен. Реальный парадокс, его нельзя опровергнуть. Другое дело, что человек может жить без религии, которая является формой проведения божественной идеи в обществе. Но ритуальная сторона религии, по сути, одна из разновидностей даблоидизации сознания. Как всякого партийного сознания: пришел в церковь — получил установку. Готовую, которую должен выполнять. За ходом выполнения присматривают, напоминая о «долге» ритуальными знаками, личинами, образами. Сейчас мы свидетели противостояния и прямых войн мусульман и христиан. Думаю, что человек может прийти к пониманию духовности, чистоты существования в мире, взяв лучшее не только из религии, но из всего того, что наработано цивилизацией.
— Вы сказали об экологии сознания, но может ли человек защититься от террора среды (психологического, разумеется), общества, активно навязывающих клише, догмы, табу?
— Это трудная работа, но человек должен сам оберегать и перестраивать свое сознание. Многое из происходящего вокруг на самом деле еще имеет отношение к «детству человечества». Чтобы страна Россия «играла», подобно маленькому ребенку, тратятся гигантские деньги. В качестве игрушек — флаги, гербы, армейские отличия, культовые здания, памятники. Неплохо бы человеку понять, что лучше посидеть на скамейке в парке, посмотреть, как прекрасно дерево, чем ехать и глазеть на новый памятник полководцу.
Этими
— А если случится, что человек проживет целую жизнь, так и не достигнув состояния взрослости? Иногда такая мысль приходит в голову при виде чересчур социально активных пожилых людей, марширующих под флагами левой-правой оппозиции. Только что в одной из передач по ТВ две юные участницы (до 20 лет) признались в прямом эфире, что хотели бы вернуться в 70-е годы. Тогда государство держало всех нас в малых детях «скованными одной целью». Не страшно ли это?
— Мы остались без Даблоида, который породили, к которому привыкли. Отобрали — руки пока пустые, и все хватаются за что-то. Вот это бы, вот это! Все мы сейчас лакомый кусочек для тех, кто готов заполнить вакуум новой идеологией. Идет борьба за власть над человеком, его сознанием — ради нее собирают целые стадионы разные проповедники. Нам остается самим почувствовать, где власть как бы хорошая, где плохая. Но на самом деле всякая власть нехороша. Даже власть отца. Равновесие должно наступить внутри нас; если не хотим и не можем этого, не помогут никакие психоаналитики, проповедники, гуру. Это свойство человека, когда он начинает понимать жизнь, обретает самого себя, — быть одному.
— Однако согласитесь, вы ведь тоже претендуете на миссионерскую роль. Вам очень хочется подтолкнуть человека к тому, чтобы он засмеялся над дурацки торчащей статуей. Призвание культуры — наставление, растолкование, воспитание. Другое дело, что, приближаясь к ее дарам, человек выберет: откровения Франциска Асиэского, сентенции Монтеня или чьи-то хулиганские стишки. Не пытаетесь ли вы помочь обрести состояние, когда выбор возможен?
— Пожалуй, так. Но не больше. Власть страшна тем, что всегда использует людей в своих целях. Не просто смешон и нелеп памятник полководцу. Труд скольких людей за всей этой суетой: отливка, перевозка, установка. Большой труд и немалые деньги. Выходит, что все памятники, сколько их строилось, из моих, ваших косточек тоже. Не хочу я этого, чтобы из моих-то косточек.
Я бы поддержал кого угодно, кто предложил бы истратить асе деньги на посадку деревьев — по одному на каждого погибшего на войне солдата. Можно было бы следить, как деревья примутся, станут расти. Получилась бы большая общая забота, которая всегда людей объединяет. Деревьям можно было бы дать имена погибших.
Сознание тех, кто правит нами, насквозь даблоидно. Они строят снова мраморные дворцы, заставляя слуг драить полы, чтобы по ним прошелся очередной заезжий премьер-министр или президент. Нынешние правители — те же жрецы, использующие тотемы, наряжающиеся в пышные одежды, они вещают от имени «божества», приводя в трепет, ужас простых сограждан. Власть — всегда террор. Поэтому есть идея соорудить в центре города, который этого захочет, памятник Даблоиду. Чтобы, взглянув на него, человек мог опомниться, вернуться к незамороченному сознанию. Смех помогает иногда это сделать.
Поэтому делаю выставки, езжу, говорю. Кто-нибудь посмотрит, услышит. И улыбнется И, возможно, решит больше не ходить в колонне под каким-либо лозунгом.
— Художник «призывает к разрушению храма»? Помните, что за это полагалось в Древней Иудее?
— Да, хорошо бы не только изгнать из храма торговцев, но и разрушить его. Думаю, что в будущем мы будем смелее разрушать старые клише, не заменяя их новыми. Пока же практически асе в государстве работает на то, чтобы эти новые клише создать.