Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
Я опустошил свой первый стакан и отодвинул его в сторону; потянулся за вторым.
— Чем могу быть полезен, господин Богатырев?
— Почему вы предложили встретиться именно здесь?
Я пожал плечами.
— В нынешнем месяце у меня нет офиса. Люди вокруг — мои друзья. Я помогаю им, они мне. Закон взаимовыручки.
— Полагаете, вам потребуется их защита? — Я видел, что не убедил его в своей надежности. Пока не смог убедить. Он все еще оценивал меня. Но делал это очень тактично. Они работают над собой и в этом отношении.
— Нет, защита тут ни при чем.
— У вас ведь
— Как правило, я не таскаю с собой оружия, господин Богатырев. Ни разу не попадал в ситуацию, когда оно могло бы выручить. Одно из двух: или у парня пушка, и я делаю то, что он скажет, или у него нет таковой, и тогда приказываю я.
— Но если вы сначала продемонстрируете орудие, это поможет избежать ненужного риска, не так ли?
— И сбережет бесценное время. Но у меня много времени, господин Богатырев, и рискую я собственной задницей. Каждый волен поддерживать интерес к жизни по-своему. Кроме всего прочего, здесь, в Будайине, мы придерживаемся своеобразного кодекса чести. У меня нет оружия — у них нет оружия, и обе стороны знают это.
Каждый, кто нарушит правило, испытает последствия на своей шкуре. Мы все — одна большая дружная семья.
Не знаю, купился Богатырев или нет, но я этого и не добивался. Просто давил на него слегка, пытался понять, что русский из себя представляет.
Сквозь маску его невозмутимости чуть-чуть проглянуло разочарование.
Наверняка сейчас он решает, не переиграть ли все. В кодовой системе легко можно найти координаты целой армии наемных громил. Крупных, тренированных, готовых продемонстрировать самое разнообразное оружие, чтобы успокоить сердце такого клиента, как Богатырев. Там числятся агенты с блестящими новенькими парализаторами под пиджаками, принимающие посетителей в просторных, удобных офисах в респектабельном квартале города, с секретаршами, компьютерами, имеющими доступ к базам данных в любой части света, с фотографиями в красивых рамках, где они обмениваются рукопожатием с особами, которых знаешь по газетным снимкам… Все это — не я. И мне очень жаль.
Я знал, о чем хочет спросить Богатырев, и опередил его:
— Вы не можете понять, почему лейтенант Оккинг рекомендовал меня, а не одну из городских организаций?
Ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Да.
— Лейтенант — часть нашей дружной семьи, — сказал я. — Он подыгрывает мне, я — ему. Слушайте: если вы пойдете к одному из наших хромированных агентов, он выполнит работу, но возьмет в пять раз больше, чем я, и будет возиться дольше даю гарантию. И еще: эти птички высокого полета имеют привычку громыхать повсюду своим дорогим оборудованием и оружием и привлекать всеобщее внимание. Я работаю без лишнего шума. Меньше риска, что объект вашего интереса, кто бы он ни был, получит украшение в виде ожогов от лазерной пушки.
— Понимаю. Раз уж вы сами затронули вопрос оплаты, могу я узнать, во сколько вы оцениваете свои услуги?
— Зависит от того, что требуется сделать. Есть работа, за которую я вообще не берусь. Можете считать это заскоком. Но если я откажусь, то порекомендую надежного парня, который наверняка согласится. Не лучше ли вам рассказать все с самого начала?
— Надо найти моего сына. Я молчал, ожидая продолжения, но Богатырев, кажется, уже высказался.
— О'кей, — произнес я.
— Вам понадобится его фотография. — Это было утверждение, а не вопрос.
— Конечно. И вся информация: давно ли он пропал, когда его видели в последний раз, что он говорил; сбежал мальчик или вы думаете, что его сманили.
Это большой город, Богатырев; при желании здесь легко найти укромный уголок и затаиться. Я должен знать, откуда начать поиски.
— Сколько вы берете?
— Хотите поторговаться?
Он начинал действовать мне на нервы. С трудом нахожу общий язык с новыми русскими. Я родился в 1550 году хидиры (2172 по летоисчислению неверных). За тридцать-сорок лет до моего появления на свет коммунизм и демократия как бы скончались во сне, исчерпав ресурсы, от эпидемий и нищеты. Советский Союз и Соединенные Штаты раздробились на множество монархий и диктаторских государств.
Вскоре за ними последовали другие нации. Скажем, появились независимая Моравия, Тоскана, Содружество Западной Территории — все отгорожены от соседей и панически дрожат. Я не имел понятия, из какого именно государства Обновленной России прибыл сюда Богатырев. Пожалуй, особой разницы не было.
Он не отрывал от меня глаз; наконец я сообразил, что русский и рта не раскроет, пока я не назову свою цену.
— Тысяча киамов в день плюс расходы, — объявил я. — Заплатите сейчас за три дня вперед в качестве аванса. Когда найду вашего сына, иншалла, представлю список расходов.
Названная цифра в десять раз превышала мою обычную плату; я ждал, что он начнет торговаться и немного собьет.
— Вполне удовлетворительно. — Богатырев открыл литой пластиковый кейс и вынул небольшой пакет. — Здесь голографические кассеты и полное досье моего сына: увлечения, причуды, таланты, особенности психологии. Все, что вам потребуется.
Я уставился на него. Странный пакет. Кассеты — ладно, тут нет ничего необычного; меня насторожило остальное, например «особенности психологии».
Зачем он приготовил для меня эти сведения — разве что страдает маниакальной педантичностью или острой формой паранойи. Наконец меня осенило.
— Давно ли пропал ваш сын?
— Три года назад.
Я растерянно моргнул; спрашивать, почему папа так поздно взялся за поиски, было бы дурным тоном. Очевидно, Богатырев уже побывал у здешних «нужных людей», и они ничем не смогли помочь.
Я взял пакет.
— За три года песок заносит следы, господин Богатырев, — предупредил я.
— Буду весьма признателен, если вы уделите этому делу максимум внимания, сказал он. — Я понимаю, существуют определенные трудности, но готов платить до тех пор, пока вы не добьетесь успеха или не убедитесь, что всякая надежда потеряна.
Я улыбнулся:
— Надежда всегда остается, господин Богатырев.
— Иногда — нет. Приведу вашу арабскую пословицу: «Один час судьба за тебя, десять — против тебя». — Он вытащил из кармана толстую пачку банкнот, отсчитал от нее три купюры. Быстро убрав пачку, чтобы хищные глаза Чиригиных акул не успели заметить поживу, протянул мне три тысячи аванса. — Вот за три дня вперед.