Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
Билл, безумный американец, как обычно, восседал в своем помятом стареньком такси. Я поместился рядом с ним, но Билл меня не заметил: он ожидал, когда пассажир подаст голос с заднего сиденья, как обычно. Почти минуту я звал его, тряс за плечо. Наконец он повернул голову и, часто моргая, уставился на меня.
— Чего?
— Билл, ты отвезешь меня к дому Люца Сейполта?
— Я тебя знаю?
— Ну конечно. Мы ездили туда несколько недель назад.
— Тебе легко говорить. Сейполт, значит? Немецкий парень, увлекается длинноногими
Сейполт клялся, что давно уже никем не увлекается. Великий Боже, значит, даже он мне лгал! Признаюсь, я был здорово потрясен; молча провалился в сиденье и стал смотреть на проносящиеся мимо дома. Билл всегда создавал массу дополнительных трудностей, но это естественно: ведь ему приходилось то и дело объезжать по дороге существа, которые абсолютное большинство людей не смогло бы даже увидеть, с чем Билл справлялся прекрасно. Думаю, он не задавил по пути к Сейполту ни одного из полчища окружающих его ифритов.
Я вылез из такси и медленно подошел к массивной двери, запомнившейся мне в первое посещение дома Сейполта. Долго стучал и звонил; никто не ответил. Тогда я обошел здание, надеясь найти старого араба — слугу. В саду зеленела сочная трава, цвели экзотические растения. Спрятавшись в густой листве деревьев, пели птицы. Довольно необычная гамма звуков для города, потому что никакого шума, выдававшего присутствие здесь людей, я не услышал. Может, Сейполт ушел на пляж?
Или отправился за покупками? Или, вместе со своим голубоглазым блондинчиком, решил провести вечер в злачных местах города, обедая и танцуя под луной и звездами?…
Справа, за углом дома, между двумя высокими пальмами, в выбеленной стене находилась небольшая дверь. Не думаю, что ею пользовался Сейполт, скорее, она предназначалась для тех, кто привозил продукты и увозил мусор. По эту сторону дома, в отличие от роскошных тропических джунглей перед фасадом виллы, росли алоэ, юкки и цветущие кактусы. Я взялся за дверную ручку, и она легко повернулась. Возможно, кто-то только что отправился в город за газетой. Я вошел и оказался у ступеней, ведущих вниз, в неприветливую темноту. Пролет лестницы рядом — путь наверх. Я выбрал второе, миновал кладовую, прекрасно оборудованную кухню и оказался в изысканно обставленной столовой. Никого не увидел, не услышал ни звука. Немного пошумел, чтобы Сейполт или Рейнхарт узнали о моем присутствии: пусть не думают, что я шпион или, скажем, подтверждаю слова старого немца об арабах.
Из столовой я прошел в гостиную и в коридор. Передо мной стояли шкафы с бездарно подобранной коллекцией. Здесь я уже мог ориентироваться. Так, посмотрим. Кабинет Сейполта должен быть…
…здесь! Дверь закрыта; я громко постучал. Тишина. Открыв дверь, я шагнул в кабинет. Полумрак; шторы плотно закрывали окна. Воздух затхлый, как будто кондиционер отключили и комнату давно не проветривали. Интересно, что будет, если я наберусь наглости и пороюсь немного в бумагах на рабочем столе немца? Я торопливо перелистал несколько отчетов, лежащих на самом верху кипы документов.
Сейполта я обнаружил между эркером и двумя стеллажами для деловых бумаг.
Он был скрыт письменным столом. Темный костюм немца стал почти черным от крови.
Сначала я принял его за черно-серый плед, упавший на бежевый ковер. Потом заметил светло-голубую рубашку и одну руку. Шагнул поближе, ожидая самого худшего, и, конечно, не ошибся…
Его располосовали от горла до паха, внутренности вывалились на ковер.
Какой-то окровавленный комок был втиснут в окоченевшую руку.
Это сделал Ксаргис Мохадхил Хан. То есть экс-Джеймс Бонд, который до недавнего времени работал на Сейполта. Он убрал еще одного свидетеля.
Рейнхарта я нашел в его комнате наверху; он выглядел не лучше хозяина.
Старик-араб умер за домом, когда пропалывал прелестные цветы, выращенные им вопреки природе и климату. Всех убили быстро, затем расчленили. Хан крался от одной жертвы к другой, тихо и молниеносно отбирая жизнь. Он скользил бесшумно, как призрак. Прежде чем вернуться в дом, я вставил несколько училок, которые подавили страх, боль, гнев, голод и жажду; училка немецкого языка уже была подключена, но, похоже, она не пригодится мне сегодня.
Я направился к кабинету Сейполта, собираясь хорошенько обыскать стол. Но на пороге меня окликнули:
— Люц?
Я повернулся. Билл не соврал — покойный действительно любил длинноногих блондинок. — Люц? — повторила она. — Bist du noch beteit?
— Ich heisse Marid Audra? Fraulein. Wissen Sie wo lutz ist?
Моя училка работала на полную мощность: я не просто переводил с арабского на немецкий, но говорил на языке, который словно знал с самого детства.
— Разве его здесь нет? — спросила она.
— Нет, и Рейнхарта я тоже никак не могу найти.
— Должно быть, они уже уехали в город. За ленчем шел разговор о том, что неплохо прогуляться.
— Готов поспорить, они отправились ко мне в отель. Мы договорились пообедать вместе, и я решил, что должен встретиться с ними здесь. Нанял машину.
Господи, какая глупость! Сейчас позвоню в отель и оставлю Люцу записку, а затем вызову другое такси. Поедете со мной?
Она задумчиво покусала ноготь.
— Даже не знаю… — ответила она очень нерешительным тоном.
— Вы уже видели город? Она нахмурилась:
— Я не видела ничего, кроме этого дома, ни разу не вылезала на свет Божий с тех пор, как оказалась здесь, — сказала она жалобно.
Я кивнул:
— О, мой друг всегда чересчур серьезно относится к работе. Уверяет, что любит проводить время весело, наслаждаться жизнью, а на самом деле сохнет за делом сам и заставляет сохнуть окружающих. Не хочу осуждать его — в конце концов, он один из моих старейших партнеров по бизнесу и лучший друг, — но думаю, такой образ жизни вреден для здоровья.