Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
Я здорово влип. В руке у меня был зажат модик Джеймса Бонда, а смотрел я прямо в холодные безжалостные глаза Ксаргиса Мохадхил Хана. Глаза, горящие огнем безумия.
Я дотянулся до розетки и вставил две училки. Первая придаст особую силу мускулам, блокирует боль или усталость, пока моя плоть не начнет рваться в клочья. Вторая полностью «отключила» звук. Мне надо сконцентрировать внимание.
Хан, оскалившись, зарычал. Теперь его рука сжимала длинный, весьма зловещего вида кинжал; серебряную с золотом рукоятку украшали разноцветные камни. «Сесть, — прочитал я по губам Хана. — Сесть на землю».
Я не собирался
«Я давно уже шел за вами, господин Одран. Я следил за вами, когда вы были в полицейском участке, у Фридландер-Бея, в доме Сейполта, в отеле. Я мог убить вас в ту ночь, когда притворился, что считаю вас просто обыкновенным воришкой.
Но я не хотел, чтобы нам мешали. Я ждал, когда наступит подходящий момент. И вот теперь, господин Одран, теперь вы умрете». — Читать по губам оказалось на удивление простым делом: жизнь замедлила свое течение, мир двигался в два раза медленнее, чем обычно. У нас было время, много времени. Столько, сколько потребуется…
Рот Хана подергивался, искажаясь гримасой торжества. Он от души наслаждался каждой секундой своего триумфа. Шаг за шагом оттеснял меня к стене.
Я, не отрываясь, смотрел на сверкающий клинок, которым Хан собирался не только лишить меня жизни, но и разрубить на кусочки. Он хотел украсить моими потрохами скользкие от грязи камни мостовой и кучи мусора, словно праздничной гирляндой!
Одних ужасает сама мысль о смерти; других гораздо больше пугает перспектива предсмертных мук. Честно говоря, я принадлежу ко второму типу. Понимая, что когда-нибудь ко мне придет смерть, надеюсь, что она будет быстрой и безболезненной — например, если повезет, наступит во сне. Но отдать концы после страшных мучений, которые придется претерпеть от руки Хана — нет, это явно неподходящий способ расстаться с жизнью.
Училки не давали мне впасть в панику. Если сейчас мной овладеет страх, через каких-нибудь пять минут я превращусь в ромштекс. Я сделал еще шаг назад, оглядывая улочку, стараясь нащупать взглядом что-нибудь, способное дать мне хоть какой-то шанс одолеть этого маньяка с его проклятым кинжалом. Времени почти не осталось…
Издавая истошные крики, он бросился вперед, держа кинжал на уровне плеча, словно неистовая леди Макбет. Я дал ему приблизиться шага на три, потом отклонился влево и устремился навстречу противнику. Он ожидал, что я отступлю, и слегка опешил от неожиданности. Мои пальцы сомкнулись на запястье руки, сжимавшей нож; правой я надежно фиксировал ее, а левой резко вывернул. Обычно таким способом можно без особого труда обезоружить нападающего, но Хан оказался очень сильным человеком. Неестественно сильным для обладателя такого тела. безумие, модик и училки придали ему дополнительную мощь.
Свободной рукой Хан вцепился мне в горло, пытаясь запрокинуть голову. Мне удалось сделать подсечку, мы оба потеряли равновесие. Падая, я уперся в его лицо и постарался, чтобы он как можно сильнее стукнулся о каменную мостовую затылком. Мое колено уперлось в его запястье, и пальцы, сжимавшие кинжал, разжались. Я как можно дальше отбросил оружие, потом двумя руками охватил его голову и еще пару раз ударил о скользкие, зловонные камни. В результате Хан был выведен из строя, но, увы, ненадолго. Он смог вывернуться и опять набросился на меня, кусаясь, царапаясь, рыча… Какое-то время мы боролись, стараясь одолеть друг друга, но так тесно сплелись, что я не мог ударить его кулаком. Господи, я не мог даже высвободить руки! Тем временем он, как зверь, терзал мою плоть своими черными когтями, впиваясь в тело зубами, молотя коленями.
Наконец Хан с пронзительным воплем отбросил меня; прыжок — и, прежде чем я успел отпрянуть, он опять навалился на меня. Я лежал, словно распятый: одна рука прижата к земле коленом, другая — когтистой лапой маньяка. Он занес сжатый кулак, чтобы обрушить удар на мое незащищенное горло. Я вскрикнул, попробовал сбросить его, но не смог даже пошевелиться. Напрягая все силы в отчаянных попытках освободиться, я увидел, как глаза Хана зажглись огнем ликования.
Нараспев он читал какую-то бессвязную молитву своему металлическому ангелу смерти. Наконец, дико вскрикнув, опустил кулак. Удар пришелся по лицу. Я едва не потерял сознание.
Хан вскочил и бросился за кинжалом. Я заставил себя сесть, лихорадочно шаря руками по мостовой. Надо найти сумку! Хан подобрал кинжал и метнулся ко мне. Я рванул молнию и вывалил содержимое сумки на землю. Хану осталось сделать всего несколько шагов — и тут я нажал кнопку парализатора и долго не отпускал ее. Раздался жуткий булькающий вопль, и противник как подкошенный свалился рядом со мной. Он очнется лишь через несколько часов.
Училки блокировали боль, правда не полностью, скорей, они ее приглушили. Я еще был не в состоянии двигаться, и смогу сделать что-нибудь толковое не раньше чем через несколько минут. На моих глазах кожа Хана приобретала синеватый оттенок, он задыхался, разевая рот, словно выброшенная на берег рыба. Потом начались судороги. Неожиданно он обмяк и замер. Убийца, наводивший страх на весь квартал, неподвижно лежал всего в нескольких сантиметрах от меня. Я с трудом сел, всхлипывая, будто маленький мальчик. Как только немного очухался, выдернул модик Хана из головы неизвестного. Потом нащупал телефон и позвонил Оккингу, чтобы сообщить потрясающую весть.
18
Взяв коробочку с пилюльками, я проглотил семь или восемь «солнышек». В чисто познавательных целях. После схватки с Ханом ныла каждая клеточка тела, но дело было не только и не столько в этом. Я хотел знать, как наркотики подействуют во время работы училок. И томясь в ожидании Оккинга, эмпирическим путем познал горькую истину: училка, очищающая организм от алкоголя, выбивает Также и «солнышки». На кой черт она тогда нужна? Я выдернул зловредную ханжу и. проглотил еще горсть пилюлек.
Появившийся Оккинг был на седьмом небе от радости. Он просто ликовал другого слова не подберешь. Первый раз в жизни я видел его таким счастливым и довольным. Оккинг выказал небывалую вежливость и предупредительность, трогательную заботу о моем самочувствии. Он так хорошо себя вел, что я решил: вместе с легавыми приехали ребята из программы городских новостей и снимают все это для передачи, но, как ни странно, ошибся.
— Что ж, с меня причитается, Одран, — сказал лейтенант.