Журнал «Если», 1996 № 01
Шрифт:
В более вежливой форме то же самое выражается чуть многословнее: «Понимаете, люди, которые познакомились в не совсем естественных условиях, обычно стесняются этого. Поэтому мы не обязываем их возвращаться в бюро и рассказывать, чем там у них дело кончилось. Конечно, нам бывает очень интересно узнать, поженились ли они и долго ли прожили. Но получить такие данные, к сожалению, невозможно. Уж кто не должен нарушать этику интимных отношений и преследовать людей, так это мы. сотрудники брачных бюро».
В одном брачном бюро скажут, что успех работы исчисляется двумя процентами поженившихся от общего числа познакомленных, а в другом бюро возмутятся и воскликнут, что такой статистики вообще вести нельзя, потому что безнравственно изучать людей, как подопытных животных, и что работают они совершенно бескорыстно, им бы только принести счастье хоть одной женщине, хотя бы одному мужчине, потому что одно одинокое сердце, согретое другим одиноким сердцем. — это и есть те сто процентов, ради которых стоит жить и создавать брачную контору!..
Красивое бескорыстие сотрудников брачных контор всего мира выражается обычно в валюте. Разной, как вы понимаете. Не существует брачного бюро, которое бы оказывало услуги безвозмездно. Было одно такое, но теперь его нет, оно погибло от конкуренции самым первым, когда у нас о таком понятии, как «конкуренция», еще только читали в переводных романах.
Я имею в виду «Литературную газету». Она самой первой заговорила в полный голос об одиночестве людей, потерявшихся в большом городе или в маленькой деревне, где они работали после окончания института и не находили себе ровни. В то время их было в СССР почти 65 миллионов. Многовато для страны победившего социализма. Пройдя тернистый путь — через партийные выговоры заведующему отделом социально-бытовых проблем, который затеял вое эти «мещанские разговорчики», сквозь запреты писать и печатать статьи на «эти темы» — «Литературная газета» вое же всколыхнула общество и первое брачное объявление в СССР появилось именно на ее страницах 17 ноября 1976 года.
Оно было абсолютно бесплатным. Все остальные стоили пять копеек: как раз за столько предавали когда-то почтовый конверт. Редакцию завалили письмами-объявлениями. Еще в 1979 году их приносили в редакцию каждое утро мешками. Но ни одно из них опубликовано не было: руководители партии и правительства считали, что каждый человек — кузнец своего счастья, а брачные бюро — пережиток капитализма. Таким образом, и десять лет спустя после публикации «образцового» объявления оно оставалось единственным. И вот в этой обстановке насмешек и презрения подпольное брачное бюро все же действовало.
Читать письма одиноких людей было сильным испытанием. Женщины (мужчины писали реже) умеют находить слова, которые говорят об одиночестве лучше книг, лучше кинофильмов. И вот иногда так расчувствуешься, что вспомнится письмо недельной или полуторамесячной давности… оно было таким же проникновенным, в нем было столько же отчаяния… Тогда писал о своем одиночестве какой-то мужчина, а сегодняшнее письмо — от женщины…
Она — из Кемерова, он — из Подольска Московской области. Живут друг от друга так далеко, а письма их словно бы написаны одной рукой: и тоску-ют-то они одинаково, и печаль их одинаково тиха, и готовность безропотно терпеть одиночество столь же схожа… Не сдержишься и доверишь ее тайну (вместе с домашним адресом) ему, а его тайну (вместе с его домашним адресом) ей. И сделаешь это по секрету от отдела писем, куда надлежало сдавать ответы, своим письмом, в своем конверте с маркой. И предупредишь ее и его, что делаю я это против правил, поскольку нам, работникам редакции, категорически запрещается знакомить жаждущих порвать с одиночеством.
Подпольное брачное бюро работало несколько лет и ни разу ни «она», ни «он» меня не предали. Не могу сказать, что кто-то обязан мне своим тихим семейным счастьем и — кто знает! — потомством, но то, что ради чужого счастья я не брал ни копейки, а наоборот, тратился на почтовые расходы — точно. И еще одно обстоятельство успокаивает теперь мою совесть: выяснилось, что не я един поступал так, многие из тех, кто отвечал на письма трудящихся, делали так же. А един из редакционных сотрудников, заваленный письмами одиноких женщин, не вынес и сам ответил на одно из них. Не казенно, как было принято: «Добрый день, Нина Ивановна! Внимательно прочитали Ваше письмо, посвященное проблеме одиночества. Хорошо понимаем Вас и полностью разделяем Ваши чувства. Ваша стремление найти мужа и друга по-человечески понятно…» и т. п. — нет, то было серьезное письмо, написанное с иска намек поняла… Ответила… Потом она приехала в Москву, и они встретились. После чего поженились. После чего у них родилась дочь. Которая теперь заканчивает школу…
Вот и говорите после этого, что работать в редакции не опасно для жизни.
Пришло время — и коммунисты сдались. В 1986 году при горсоветах было велено создать отделы семьи и брака. Им поручалось организовать клубы знакомств. Одиноких людей требовалось взять на учет и установить, почему это они одинокие. В Москве действовала городская консультация по вопросам семьи и брака. Главными действующими лицами там были два психиатра. Но одинокие женщины и мужчины, которые доверчиво шли туда, об этом не подозревали. Консультацию возглавляли люди, которые держали дверь учреждения закрытой для журналистов. За железной дверью там помещался каталог одиноких: коричневатая карта с двадцатью тремя вопросами, рукописные ответы и приклеенная на карту фотография. Но была в консультации еще одна комната. Там хранились карты белью (женские) и карты голубые (мужские), в которых, как и в той, коричневатой, общей для всех, содержались те же ответы на те же вопросы — пол, возраст, вое паспортные данные, сведения об образовании, месте работы, должности, о пристрастиях, о недостатках физических и жилищных… Казалось бы, карты одинаковые. Но уловка состояла в том, что одинокая душа, забредшая в консультацию, должна была, отвечая на вопросы, не запутаться и в обеих картах дать одинаковые ответы. За тем, как шло заполнение карт, внимательно следила консультантша. Она проверяла написанное, считывала. И если в графе «Имею незначительные физические недостатки» мужчина писал: «Прихрамываю», то консультант была обязана проверить и эту строку. Она долго смотрела вслед удаляющемуся претенденту, окидывала его опытным консультативным взглядом, затем смело зачеркивала в карте «Прихрамываю» и своей рукой писала: «хромаю». Московская консультация не могла допустить, чтобы мужчины вводили в заблуждение женщин, а женщины — мужчин. Она держала под контролем всякие женские и мужские штучки. Никакой лжи, никаких приукрашиваний. Правильный номер телефона на работу, домой, объем талии, размер ноги, цвет волос, рост в сантиметрах со степенью точности до миллиметра… Фирма дорожила своим именем.
Допуска в каталог не имел никто, кроме клиента, вызвавшего у психиатра некоторое доверие. Допуск в комнату с белыми и голубыми картами был запрещен даже психиатру.
Впрочем, деятельность консультации интересовала общество уже мало: в то время повсюду появились и клубы «Для тех, кому за 30», которые, кстати, придумала «Литературная газета», и брачные кружки, и самодеятельные клубы для одиноких. Рижская газета «Ригас Балсс» уже вовсю публиковала брачные объявления, взимая с каждого подателя десять рублей, ее примеру последовали «Вечерний Новосибирск», «Вечерний Саратов» и множество других вечерних газет. Так что у одиноких людей появился даже некоторый выбор. Им теперь оставалось только быть осторожными, потому что именно со времени публикации объявлений одиноких людей, желавших создать семью, повысилась преступность. Квартирных воров очень заинтересовали откровения одиноких женщин, что они живут там-то и там-то одни-одинешеньки, тоскуют по другу… Массовая преступность в отношении одиноких людей дала повод и некоторым тогда еще советским писателям создать немеркнущие творения о ловушках, в какие попадают одинокие дамы, ожидающие ответа на свое объявление, на эту опасную тему было снято несколько душещипательных кинофильмов, лучшие актрисы и актеры создали бессмертные образы одиноких, потерянных, но очень хороших людей, не виноватых в своем одиночестве, просто так уж неудачно у них сложилась жизнь…
А потом вдруг прорвало. Московская городская консультация по вопросам семьи и брака была забыта напрочь, как и «группа Егидеса», организованная при городском психоневрологическом диспансере на улице Чехова и слывшая прогрессивной, потому что там одиноких сажали на стулья в кружок и весело учили «общаться»: приходить друг к другу в гости, случайно встречаться в театре… Все, что сделало для одиноких государство с его Министерством бытового обслуживания населения РСФСР, где ведали статистикой одиноких и якобы нашедших друг друга (официальная статистика того времени говорила, что будто бы ровно двадцать процентов одиноких обрели семьи, хотя трудно добытая статистика московской консультации свидетельствовала о том, что в самом лучшем случае счастливцев было вовсе не 20 процентов, а 0,45 процента. И ни та, ни другая цифра никак не согласовывалась со статистикой дворцов бракосочетаний) — все государственное, казенное и громоздкое было предано презрительному забвению. В Москве и во всех других городах знакомить одиноких стали доброхоты, которым захотелось жить немножко лучше.
Пример им подала организация, которая забраковала саму идею знакомства одиноких с посторонней помощью, объявив ее порочной, — ЦК КПСС. Газеты, начавшие публиковать объявления, весь свой прибыток отправляли в партийную кассу. Доброхоты честно последовали положительному примеру. Они были, разумеется, из передового отряда советских людей. И вот в один день страну облетела потрясшая всех весть: среди нас живет миллионер. Это стало известно в тот момент, когда он пришел платить партийные взносы.