Журнал «Если», 1996 № 01
Шрифт:
— Ой!
Леска чуть было не вырвалась из рук. Я широко раскрыл глаза и сжал ее крепче. Вытягивая ее сантиметр за сантиметром, я подсчитывал денежки. Но как только мой улов показался на поверхности, я бросил это занятие. На волнах покачивался утопленник.
— Понятно, — сказал Шестипалый после того как помог мне втащить утонувшего матроса в лодку.
— Вы что, каждый день ловите утопленников? — изумился я.
На старческом лице не дрогнула ни одна морщинка.
— Когда в центре Кровавого Моря случаются штормы, — сказал он, — можешь быть уверен, что какой-нибудь
Я содрогнулся: слишком уж много штормов я видел в своих одиноких странствиях.
— Невеселый конец рыбалки. — Я не сомневался, что старик посчитает нужным вернуться и похоронить несчастного.
— Не глупи, — ответил рыбак. С этими словами он перерубил леску и столкнул труп обратно в воду.
— Что вы делаете? — воскликнул я.
— Где же еще хоронить моряка, как не в море, — спокойно объяснил он. — И потом, всю свою жизнь я охочусь за одной рыбой. Сегодня ночью, быть может, мне улыбнется удача.
Тело моряка исчезло в волнах, а Шестипалый даже не повернул головы в ту сторону.
Я вновь сел за весла и взглянул за борт. На волнах покачивались обломки корабля. На одном из них я разглядел поблескивающие буквы, наверное, название судна. «Перехон», — прочел я в блекнущем свете. Волна подхватила обломок, и он исчез из виду.
Что это за судно? Много ли матросов погибло? Я никогда не узнаю этого. Просто еще один корабль, который никогда не причалит к берегу, еще одна команда, которая никогда не увидит солнца, еще одни люди, которые никогда не вернутся домой… как я.
Каждый день уносил меня все дальше и дальше от дома. И вот теперь я оказался в утлой лодчонке, вдали от суши, в пучине Кровавого Моря, во мраке ночи. Хуже того, я плыл со старым рыбаком, одержимым безумной идеей поймать миф.
— Как выглядит это ваше чудовище? — спросил я, погружая весла в воду.
— Не знаю, — ответил старик. — Ни одного из очевидцев нет среди живых.
— Тогда откуда вам известно, что оно существует? — ухмыльнулся я.
— Знаю, — просто сказал он.
— Некоторые говорят, что оно больше, чем тысяча рыбацких лодок, — через некоторое время продолжил старик. — Другие уверяют, что это всего лишь размер его зуба. По-настоящему никому ничего не известно. Хотя я знавал одного человека — он утверждал, что видел отражение Чудовища в зеркале. У него была чешуйчатая, залитая кровью морда, из которой сочился черный гной. Впрочем, не все ли равно, как оно выглядит. Главное, что я ловлю его.
— Зачем?
Его глаза сощурились, голос дрогнул. Но не я разгневал его. Его злость была обращена к существу, которое он искал.
— Оно убило моего отца, — сказал старик. — И еще оно убило моего деда. Оно убило моего единственного брата, моих детей, моих племянников — все они были рыбаками — оно погубило их в этом море крови. Потом умерла моя жена… Не перенесла горя. И вот я остался один. Старик, единственное желание которого — отомстить.
Он поднял голову и посмотрел в небо горящими глазами.
— И я отомщу! — выкрикнул он. — Клянусь, я отомщу!
Если он будет продолжать так вопить, то распугает всю рыбу. Меня-то он уже напугал.
Я сразу же забыл обо всем, когда он предложил мне одну из своих пшеничных булок. Я смолотил ее так быстро, что старик полез в свою сумку, вынул сушеных фруктов и протянул мне.
— А вы? — спросил я, чтобы не показаться Невежливым и еще чтобы отвлечь его от мрачных мыслей. — Вы-то сами есть будете?
— Мне много не надо, — вздохнул он. — Я из того, что беру, и половины не съедаю. Выбрасываю все, что останется, за борт рыбам. Нельзя брать у Кровавого Моря, не давая ничего взамен, — почтительно добавил он. — Если рыба будет жить и плодиться, рыбаки возвратятся с уловом.
Это было, конечно, благородно, но я надеялся, что этой ночью не все, предназначенное рыбам, уйдет за борт.
Он, должно быть, прочел мои мысли, потому что протянул мне сумку с едой.
— Ешь, сколько хочешь.
Я съел все.
Луна была уже в середине неба, когда я покончил с ужином. И тогда старик наконец закинул блесну.
Мы плавно покачивались на волнах и молчали. Хотел бы я знать, сколько, пройдет времени, прежде чем старику надоест, и мы вернемся. И еще я хотел бы знать, что я буду делать, когда мы вернемся. Придется ли мне продолжить свои скитания и красть хлеб в новом городе, у нового булочника? Я хотел от жизни большего, и потому все время искал чего-то… Опыта, наверное. Вот почему на родине я украл медальон эльфийского вождя. На медальон наверняка было наложено тайное заклинание, которое дало бы мне силы и мудрости. Вместо этого он принес мне несчастье. Кража раскрылась, меня изгнали из дома. Я стал темным эльфом. Но куда же я теперь направляюсь?
Лодка — как и ночь — плыла, покачиваясь в такт моим мыслям. Время исчезло. Это-то мне и нравится в море. Старик весь ушел в свою рыбалку, я — в свои мысли, пока в воде не раздался всплеск!
— Ага, попалась! — воскликнул Шестипалый.
Леска натянулась струной. Нос лодки зарывался в волны по мере того как существо на другом конце уходило вглубь с крючком во рту.
Уж не думает ли он, что поймал Чудовище Кровавого Моря?
Старый рыбак дал сначала рыбе немного свободы. Затем, когда леска ослабла, старик потянул назад, сматывая ее. Когда рыба опять попыталась вырваться, старик терпеливо повторил все снова. Шестипалый выкладывался полностью, но и его добыча явно не собиралась сдаваться без борьбы.
Шестипалый продолжал свою охоту, пока существо вновь не появилось на поверхности, плеснув прямо за кормой лодки.
— Да оно большое! — не смог удержаться я от выкрика, увидев тень, отброшенную в лунном рвете.
Но старик только нахмурился. Он знал, что поймал вовсе не то, что хотел. Но он все-таки вытащил рыбу. Схватив старую сеть, я помог ему достать ее из воды.
Бросив рыбину на дно нашей лодчонки, я наконец-то увидел, что выудил старик: редкую — и презлющую — рыбу белу. Я только слышал о них, но никогда не видел — рыбаки всегда выбрасывают их за борт. Вкус у белы, знаете ли, просто чудовищный, и ее никому не продашь. И потом, убить белу — к несчастью, ведь она из тех редких существ, которые обладают даром речи.