Журнал «Если», 1996 № 03
Шрифт:
— И тебе захотелось полетать? Это был по-настоящему опасный вопрос. Кирон прекрасно понял всю его подоплеку.
— Небосвод в самом деле прекрасен, — осторожно ответил он. — Я восхищаюсь им как художник. Особенно едва уловимыми переменами, которые в нем происходят… К еще большей славе Лудда.
Брат Себастьян перекрестился.
— К еще большей славе Лудда, — автоматически повторил он. Выдержав почтительную паузу, брат добавил: — Так ты все-таки хотел полететь?
Нога ныла нестерпимо,
— Я восхищаюсь свободным полетом птицы, но не мечтаю отрастить перья. Я человек, брат Себастьян, и принимаю все свободы и ограничения человека.
— Но, Кирон, брат мой, скажи, хотел ли ты полетать?
— Брат Себастьян, я не хочу быть птицей. Монах тяжело вздохнул. Выглядел он неважно.
— Ты настойчиво избегаешь прямых ответов.
— Простите меня. Я полагал, что мои ответы правдивы и точны. Но проклятая нога так болит, что я, очевидно, плохо соображаю.
— Может быть, и так. Я доложу Святому Ордену о нашей беседе, Кирон. Пусть более компетентные люди вынесут свое решение.
— Хорошо, брат Себастьян, — пробормотал Кирон, не видя на самом деле в этом ничего хорошего. — Наверное, моя детская шалость оказалась несвоевременной.
— Змеи и вправду игрушки для детей, Кирон. Ты об этом не забывай. А ты почти мужчина.
— Я запомню.
— Я уйду молиться за тебя. У тебя большое будущее. Мастер Хобарт говорил мне, что ты талантлив. Не навреди себе, Кирон. Хороших художников не так много. А зло постоянно подстерегает нас.
— Я запомню ваши слова, брат Себастьян, и буду размышлять над их мудростью.
— Да пребудет с тобой Лудд, брат мой.
— И с вами тоже.
— Что ж, тогда прощай.
Не успела за ним закрыться дверь, как в комнату влетела Элике.
— Как ты поговорил с братом Себастьяном?
— Он дурак.
— Любимый мой, это всем известно. Но остался ли он доволен?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Ты должен был почувствовать!
— Видимо, я тоже дурак, — раздраженно ответил Кирон. — Кроме того, невыносимо крутит ногу… — Он улыбнулся и добавил: — К тому же сегодня прекрасный день, и мне очень хочется погулять с тобой по лесу.
— Может, хоть это научит тебя не гулять по воздуху, когда у нас так мало времени. — Элике поежилась. — Ты мог разбиться насмерть. Пообещай, что будешь впредь осторожнее!
Кирон взглянул на свою ногу.
— Сейчас мне только и остается, что быть осторожным.
— Не только сейчас, как ты прекрасно понимаешь, но и впредь.
— Я буду осторожным до тех пор, пока тебя не уложат в постель Тальбота, — искренне пообещал Кирон. — А потом я сделаю такого змея, который поднимет меня высоко над замком твоего отца. И я с него спрыгну и разобьюсь вдребезги на его глазах.
Лицо Элике исказила гримаса.
— Я желаю Тальботу смерти. Правда. И еще я хочу, чтобы чума унесла эту дурнушку Петрину с ее крестьянской грудью и задом, как у коровы. Прости меня, Лудд, но я молюсь об этом.
— У Петрины зад не как у коровы.
— Как у коровы! Я ее хорошо разглядела! Кирон расхохотался.
— Значит, ты изучала ее, Зеленоглазка?
— Я тебя ненавижу! Как я тебя ненавижу!
— А я хочу нарисовать тебя в ярости, во власти огня твоих чувств. К тому же мне надо успеть сделать хоть несколько набросков, прежде чем мастер Хобарт и твой отец вообразят то, что давно стало реальностью.
— Простолюдин! — взорвалась Элике.
— Да, я простолюдин, — ответил Кирон спокойно. — Не забывай, что и без Тальбота и Петрины между нами целая бездна.
— Я тебя люблю. Я готова умереть за тебя. Этого что, недостаточно?
— Это больше, чем достаточно. И я люблю тебя, Элике, но мы живем в мире, где наша любовь — оскорбление для всех остальных… К тому же я должен выполнить свое предназначение.
— Я не помешаю тебе писать картины.
— Ты хочешь помешать мне летать. Она изумленно уставилась на него.
— Летать!.. Кирон, любимый мой, да ты сошел с ума! Люди не летают! И никогда не полетят!
— Да, я сумасшедший, и я полечу! Я построю машину, которая…
— Не говори о машинах! А если не можешь без этого, то не говори никому, кроме меня. Машины это зло. Так учил Божественный Мальчик, так учит Святой Орден. Это знают все!
— И все же это неправда, — проговорил Кирон. — Машины не могут быть злом. Зло присуще лишь человеку… Я буду летать, клянусь, я буду летать на благо людям! Клянусь духом братьев Монгольфье, Отто Лилиенталя и Сантоса Дюмона!
— Кто это такие?
— Призраки, великие добрые призраки. Люди, которые, живя столетия назад, поднимали глаза к звездам… Я прочитал о них в той книге, что ты мне дала.
— Лучше бы я ее сожгла. Мой отец не читает и потому понятия не имел, что держит в библиотеке ересь.
— Даже если бы ты ее сожгла, Элике, я все равно поднял бы глаза к небу. Не в природе человека оставаться прикованным к земле… Иди, поцелуй меня. А потом я постараюсь не уронить чести мастера Хобарта.
11
Дни летели быстро. Нога Кирона зажила и на вид не казалась короче. Весна перешла в лето; расцвела и мисс Элике, что не осталось незамеченным. Она научила Кирона ездить верхом, по крайней мере, не падать с коня при движении. Он делал наброски лошадей: лошадей пасущихся, идущих иноходью, несущихся галопом…