Журнал «Если», 2001 № 01
Шрифт:
Кларенс Доггетт рывком одернул жилет и сказал:
— У нас нет причины посылать письмо с протестом против насилия императора Халемтата над Чорниэном. Он лишил нас полезного работника, это верно, однако…
— А как насчет прав человека?
— Мэри, они не люди. Они инопланетяне. У них своя мораль.
По крайней мере не назвал их подушками для булавок, как обычно, подумала Мэри. Кларенс Доггетт был злосчастным последствием того, чему пресса дала название «Великое открытие». Еще вчера люди были одиноки в галактике, и вдруг оказалось, что они представители одного из
Кларенс распушил свои поразительно длинные усы и добавил:
— И вообще, от стыда еще цикто не умирал.
— Сэр, — попыталась возразить Мэри.
Он поднял руки.
— Тема закрыта. Как идет подготовка к Рождеству?
— Отлично, сэр, — ответила Мэри без энтузиазма. — Кстати, Киллим — она местный стеклодув — хочет закупить у нас некоторые красители для своих поделок. Я посылаю с Ником Мински письма в химические компании, которые могли бы поставить необходимые реактивы.
— Хорошее дело. Любой предмет торговли, который поможет привязать празов к галактической экономике, будет находкой. Вы заслуживаете похвалы.
Похвалы в его голосе Мэри не почувствовала, но все же ответила:
— Спасибо, сэр.
— И не оставляйте своего начинания — эта ваша идея празднования Рождества поднимет дух всего дипкорпуса.
Иными словами, ей разрешали уйти. Мэри попрощалась и в унынии отправилась в свой кабинет.
«Они не люди, — бормотала она себе под нос. — Инопланетяне. И от стыда еще никто не умирал…»
Мэри захлопнула дверь кабинета и вслух прорычала:
— Но Чорниэн не может работать, а его детишки не могут играть с друзьями, а его жена Чейлам не может пойти на рынок. Наверное, они голодают?
— Они не будут голодать, — раздался твердый голос.
Мэри подскочила.
— Это всего лишь я, — сказал Ник Мински. — Как раз вовремя. — Он удобно расположился на стуле. — Я понаблюдал за поведением соседей. Друзья — в их числе твой приятель Тейтеп — приносят еду семье Чорниэна.
Ник был главой группы этнологов, изучающих празов. Слава Богу, в основе его решений лежали живые наблюдения. Он откинулся на спинку так, что стул балансировал на задних ножках, и сказал:
— Из твоего бормотания я понял: Кларенс не хочет посылать формальный протест.
Мэри кивнула. Стул с лязгом вернулся в нормальное положение, заставив Мэри вздрогнуть.
— Вот дерьмо! — выругался он.
Мэри печально улыбнулась.
— Я ведь остаюсь без тебя, Ник. А дипломатам нельзя пользоваться такой точной терминологией.
— Через год я вернусь и привезу тебе фейерверки для следующего Рождества… — Он ухмыльнулся.
— Мы ведь говорили об этом, Ник. Фейерверки в традиции твоей семьи, но не моей. Все, что хлопает и вспыхивает, ужасно раздражает меня, даже в Рождество.
— …А пока что, — продолжал он невозмутимо, — подумай насчет моего предложения. Ты узнала о Тейтепе и его
— Не все зависит от тебя.
Ник рассмеялся.
— По-моему, они боятся, что все мы станем аборигенами, если не будем проводить дома год из пяти. — Внезапно он приосанился и ухмыльнулся. — А как бы я выглядел в иглах, а?
— Колючим, — весело сказала Мэри.
В дверь постучали. Мэри открыла дверь — на пороге стоял Тейтеп, его иглы щетинились от холода.
— Привет, Тейтеп, я вас ждала. Идите делиться, — пригласила Мэри.
Ник убрал ноги со стола и приветствовал Тейтепа на безупречном местном языке. Праз любезно ответил и сообщил:
— Мэри делится со мной Рождеством.
— Но ведь еще не время… — удивился Ник.
— Понятно, — согласилась Мэри, подошла к столу и достала пакет в обертке. — Тейтеп, Ник — мой очень хороший друг. Обычно мы обмениваемся подарками в Рождество, но поскольку в этот день моего друга здесь не будет, я хочу отдать подарок прямо сейчас. Веселого Рождества, Ник. Немного рано, но все же…
— Вы спрятали свой дар в бумагу, — заметил Тейтеп. — Это тоже традиционно?
— Но не обязательно, — пояснил Ник. Косясь на Мэри и улыбаясь, он потряс пакетом около уха. — И особое удовольствие — попытаться угадать, что в бумаге. — Он потряс еще и вслушался. — Не-а, ни малейшего представления…
Он положил сверток на колени, а Тейтеп от удивления щелкнул хвостом.
— Но почему вы не откроете это?
— В моей семье принято разворачивать подарки только в день Рождества, пусть они лежат под елкой хоть три недели.
Тейтеп вскарабкался на табурет, что позволило ему рассматривать пакет под более удобным углом.
— Ну, нет! — воскликнула Мэри. — Ты это серьезно, Ник? Не собираешься открывать до Рождества?
Ник снова расхохотался.
— Да нет, это шутка. Тейтеп, в моей семье есть традиция ждать, но также есть традиция найти рациональное оправдание тому, чтобы открыть подарок, едва он попал в руки. Мэри хочет увидеть мою реакцию: я думаю, это достойная причина. — Его длинные пальцы нашли край бумаги и начали ее отгибать. — Кроме того, наши почтенные планеты не могут договориться о дате Рождества… На одной планете оно должно состояться сегодня, верно?
— Отличная рациональная причина, — сказала Мэри с улыбкой облегчения. — Верно!
— Верно, — повторил и Тейтеп, не сводя глаз с пакета. Он опасно подался вперед на своем насесте, чтобы видеть, как Ник снимает обертку.
— На эту мысль меня навел Чайковский, — сказала Мэри. — Хотя щелкунчик у Чайковского получился не особенно традиционным. А этот — как надо; посмотри поближе.
Ник поднял к лицу ярко раскрашенную фигурку усача, одетую в зеленый жилет и полосатое серебряное трико. Четыре металлических кольца брякнули на резном поясе, и Ник расхохотался во всю глотку. Мэри, едва скрывая улыбку, подала ему местный аналог грецкого ореха. Ник прервал смех ровно настолько, чтобы выговорить: