Журнал «Если», 2001 № 01
Шрифт:
— Вот ваше виски. Так вы, говорите, принц?
— Какое это имеет значение?
— Никакого. Кроме того, я не припоминаю среди знакомых генерала принца.
— А вы знали всех?
— Наверняка нет. — Он подошел к окну со стаканом в руке. — Красивый город. Жаль будет расставаться.
— Собираетесь уезжать? — поинтересовался я, пробуя виски. Отличная марка.
Он не ответил.
— Вы мне так и не сообщили, отчего умер Темер.
— Скоротечная болезнь. Скажите… Не сочтите меня назойливым или, хуже того, бестактным. Но мне интересно, чем занимаются монаршие особы в обыденной жизни. Работаете?
— То есть прожигаю жизнь? Как правило — нет. Но с сегодняшнего дня хотел на некоторое время кое-что изменить.
— Да, сама атмосфера Парфии этому способствует. Вообще-то вы меня удивили. Короли и принцы в наше время большая редкость. Их стремятся истребить во время всяких переворотов, революций и прочих потрясений.
— Ну, у нас с этим сложно. Небольшое население, и живем мы с подданными довольно дружно. Можно сказать, одной семьей.
— Правда? Отрадно слышать. В наше время мало кто может этим похвастаться. А кстати, откуда пошла ваша фамилия? Я имею в виду ее монархический период.
— Это довольно забавная история. Мой пра-пра-… в общем, точно не помню сколько там этих «пра» должно быть, но мой предок лет сто пятьдесят тому* назад открыл планету. По существующим тогда правилам, он мог объявить ее частной собственностью только в том случае, если на тот момент не выполнял служебного задания, не состоял на государственной службе и так далее. Он же и выполнял, и состоял. Но иметь в собственности планету ему очень хотелось. И он объявил бунт на корабле.
— Поднял бунт? — удивился советник.
— Не поднял, а объявил. Чувствуете разницу? И провозгласил себя королем. Экипаж присягнул ему как своему сюзерену. Часть команды он наградил дворянскими титулами. Ну и так далее.
— Серьезный у вас был предок.
— У всех нас были серьезные предки. Подтверждение этому то, что мы живы.
— Да, конечно. Ну и что же дальше?
— Началось расследование, комиссии, но мой предок угрожал войной, и от него отстали. Планета не представляла тогда особой ценности.
Советник захохотал.
Тут зазвонил телефон, советник вскочил, подбежал к столу, выслушал какое-то сообщение и, повернувшись ко мне, изобразил на лице сожаление.
— Извините, дела. Я вас провожу.
Выходя, он спросил у меня — почему-то заговорщическим тоном:
— Вы, наверное, хотите навестить могилу генерала Уинстона? Кладбище находится на западном шоссе. Кстати, вы в курсе, что неофициально оно называется Веселое шоссе?
— Странно, — пробормотал я, пытаясь понять, к чему относится его тон. Или к кому. У меня было смутное подозрение, что ко мне, и радости это не доставляло.
— Меня это тоже в свое время удивило… Да, о кладбище. Выезжаете за городскую черту. Дальше идет зеленый пояс — так здесь предпочитают называть лесопосадки. Потом начинается территория фабрики по переработке бытового мусора. Корпуса такие веселенькие, с картинками на стенах, а за ними — поля утилизации.
— Свалка, что ли? — прервал я его слишком пространное объяснение. Королевский «порш» был оснащен навигатором, и я не видел необходимости в подобной лекции.
— На Парфии нет свалок, — назидательно сказал он. — Как нет безработных, бродяг и прочих сомнительных личностей, в том числе и постоянного населения. Здесь лишь обслуживающий
— Спасибо, — поблагодарил я, все еще не оставляя надежды получить хотя бы частичный ответ на мучивший меня вопрос о причинах захоронения генерала на Парфии, но советник, как будто чувствуя это, ловко подхватил мою руку, пожал, пожелал всего доброго и заспешил к двери, словно вспомнил вдруг сразу обо всех делах, которые его ждали.
Мне ничего не оставалось, как выйти на улицу. Светило солнце, по тротуарам фланировали безмятежные отдыхающие, озабоченные только тем, как получше провести отпуск. У меня же было полное ощущение, что каким-то образом я оказался обведенным вокруг пальца. С дипломатами вообще трудно иметь дело, да еще и прикрытие у меня — не очень. У высокородного гостя планеты гораздо меньше простора для инициативы, чем, например, у любопытного проныры-журналиста или въедливого инспектора, которым просто положено задавать вопросы и совать свой нос во все дыры.
Забравшись в прохладный салон машины, я решил воспользоваться объяснениями советника и поехать на кладбище, сказать последнее «прости» почившему генералу. Минут за пятнадцать я выбрался из города, напоминающего рекламную картинку, настолько все здесь было чисто, красиво, ухоженно и буквально вылизано. До неправдоподобия. Никаких тебе граффити на стенах, мусора на тротуарах, вытоптанных газонов. Не было даже стариков. Ничего, что печалило бы праздный взгляд гостей. Солидные дома, красивые деревья, нарядные люди, яркая реклама, рестораны, забегаловки, тиры, игровые залы, массажные салоны, спортивные клубы, магазины модной одежды.
Я вырулил на шоссе. Тут губернаторская машина показала все, что заложили в нее конструкторы. Топить педаль в пол я перестал тогда, когда понял, что стрелка спидометра держится у отметки триста километров в час. Никогда в жизни я еще не передвигался по поверхности земли столь стремительно, если не считать скоростных поездов. Острое наслаждение, замешанное на риске и ощущении могущества, пришлось прервать, когда справа за деревьями показались пестро разрисованные приземистые здания. Я остановился и опустил боковые стекла. Судя по раскраске, совпадающей с описанием советника, это была фабрика по переработке мусора. Некоторое время я опасливо принюхивался, пытаясь уловить в воздухе зловоние, вполне, на мой взгляд, естественное для такого места. Никакого намека. Только из елового леса тянуло запахом смолы, а дорога пахла раскаленным на солнце асфальтовым покрытием высшей категории качества.
Я вынужден был признать, что на Парфии даже помойки имеют благородный вид.
Тронувшись с места и двигаясь дальше на малой скорости, я недоумевал. Пока все, что я видел, соответствовало рассказу советника. Тогда к чему я должен отнести его заговорщический тон?
Указатель в сторону кладбища был нарядно-печален. Над неширокой дорогой, ведущей к месту последнего упокоения, смыкались кроны высоких лип, создавая своеобразный туннель. Через несколько минут я выехал на большую площадку. Я выбрал место поближе к воротам, чтобы поменьше ходить под обжигающим солнцем.