Журнал «Если», 2001 № 08
Шрифт:
Планета Эмдэ была почти непригодна для проживания людей. Район экватора — самый населенный — даже после двух тысяч лет колонизации оставался пустынным и почти ненаселенным.
— Надо уйти, — резко сказал Истэ. Он направился к небольшой глубокой лощине, лежащей довольно далеко от берлоги — туда сбрасывались экскременты и пищевые отходы. Лина схватила моток веревки из водорослей. Дрожа от внезапно нахлынувшей решимости, она склонилась над камнем, накрывавшим ее тайник, и осмотрелась вокруг — не предвидится ли помехи ее побегу.
Лина
Лина оцепенела. Как поступить? Надеяться, что они смогут объяснить Истэ, кто она такая, или скрыться от всех троих?
Если она побежит, то аборигены увидят ее так же хорошо, как она видит сейчас их. Она вспомнила, что собиралась сделать сразу после аварии: отыскать аборигенов и попросить их о помощи.
Вскоре вернулся Истэ. Некоторое время спустя подошли гости.
Один из них явно был мужчиной, другого — пониже ростом, в юбке пурпурного цвета поверх краг и в накидке, украшенной вышивкой и блестящими рыбьими чешуйками *— Лина определила как женщину. Девушка почувствовала непреодолимое желание броситься к ним и умолять о помощи, но сдержалась. На Эмдэ женщины никогда не разговаривали, пока к ним не обращались. Женщинам из внешнего мира советовали поступать точно так же, если им требовалась помощь со стороны местных жителей.
Пришедшие остановились в нескольких шагах от Истэ и замерли.
— Эйкэ, Истэ, — сказал мужчина.
Микрочип-переводчик, устройство, имплантированное в мозг Лины для того, чтобы она могла понимать иностранные языки, тут же сработал. Картридж с языком Эмдэ она приобрела еще на торговом посту. «Эйкэ» на языке аборигенов использовалось как приветствие и прощание.
Истэ никогда не говорил с Линой на своем родном языке. Он упрямо пользовался только примитивным языком торговцев, не откликаясь на ее просьбы. В конце концов, Лина вспомнила некоторые сведения об обычае Эмдэ, согласно которому люди, потерявшие супругов, не должны были разговаривать в течение целого года по местному исчислению. Примитивный язык не считался настоящим, и это позволяло обойти правило.
Мужчина оглядел Лину, а затем всем корпусом повернулся к Истэ:
— Что это за женщина?
Гость говорил на языке аборигенов, Истэ настойчиво пользовался примитивным:
— Моя женщина. Твоя сестра.
Глаза гостя расширились от удивления, а его спутница глубоко вздохнула.
Лина закусила губу и заставила себя промолчать.
— Она появилась здесь восемь дней назад? — спросил шурин Истэ.
Истэ едва слышно пробормотал что-то утвердительное.
— Вчера в нашу деревню пришел человек с торгового поста. Он рассказал, что женщина из внешнего мира прилетела на Эмдэ и пропала. Он спрашивал людей, не известно ли им что-нибудь о ней. Посмотри, Истэ, это она?
От облегчения у Лины закружилась голова. Пришедший был абсолютно нормален. Люди с торгового поста искали ее.
— Нет, Окардэ, нет!
Микрочип не перевел слово «окардэ»; скорее всего, это было имя. Истэ жестикулировал, словно рассекал воздух ребром ладони. Маленький помощник — микрочип — был рассчитан на обработку ау-дио- и видеоинформации и переводил не только слова, но и давал толкование жестам. Лина поняла, что жестикуляция Истэ выражает бурный протест.
— Смотрите, цветная одежда. Моя женщина делать хороший цветная одежда.
На Лине был теплый комбинезон ярко-синего цвета и желтая куртка.
Окардэ кивнул. Микрочип сообщил Лине, что на языке Эмдэ кивок означал «нет».
— Она носит одежду чужаков. Отведи ее на торговый пост или у нас будут неприятности.
Истэ энергично закивал: «Нет!»
— Послушай, Истэ, твоя женщина больше не вернется. Ты не послал за ней яркое крыло.
Лина читала о погребальном ритуале аборигенов Эмдэ, называемом обрядом яркого крыла. Аборигены призывали души умерших обратно, запуская воздушного змея, который становился на короткое время непрочной ниточкой, связывающей их убогую землю с райским городом на небе. Об обряде постепенно забывали, особенно теперь, когда на Эмдэ появился торговый пост.
— Ерунда, — ответил Истэ, используя словечко, которым торговцы называли товары невысокого качества. Лину поразило, что даже Истэ, слишком гордый, чтобы работать на чужаков в бериллиевых шахтах, по-прежнему пользующийся вместо тарелок чешуйками гигантских рыб, не следовал традициям своего народа. Он просто подменил их своими собственными заблуждениями: — Все равно она прийти обратно.
— Ну послушай, Истэ, отец моей матери вернулся. Он был красным медведем. Моя семья помнит это.
Окардэ был достаточно терпелив, стараясь убедить Истэ, чей разум был замутнен горем. Истэ обязательно передумает. Лина ухватилась за эту надежду: она не чувствовала ненависти к своему пленителю. Ей не хотелось, чтобы правда окончательно свела его с ума или заставила обозлиться на весь мир.
— Иногда души возвращаются в обличье птиц, иногда, может статься, в обличье пушистых горностаев, даже темных рыб, но никогда — в виде людей.
— Призраки похожи на людей, — огрызнулся Истэ.
— Призраки, — повторил Окардэ.
Он развел руками — жест, означающий бесплодность усилий. Истэ оставался глух к уговорам шурина, так же как он не желал слышать слов Лины.
— Мужчины достаточно поспорили. Йайу! — Окардэ жестом подозвал женщину, которая, вероятно, была его женой. До сих пор она не вымолвила ни слова.
Йайу печально взглянула на Истэ:
— Она не твоя женщина, и ты это знаешь.
Истэ закивал:
— Нет. Нет. НЕТ.
Его руки в перчатках были крепко сжаты, словно пружины — Истэ вел себя, как загнанный в угол зверь.