Журнал «Если», 2002 № 07
Шрифт:
— Да-да, — отозвался Шекспир. — Хотя мне это и не нравится. Но обещаю. Клянусь.
Очкарик что-то вновь черкнул, сунул тетрадь и стило в мешочек, затем поднялся:
— До свидания.
— Ну, нет! — вскричал Шекспир. — Вы должны объясниться, сударь!
— Э-э… — протянул его загадочный гость, вновь посмотрел на свой браслет, сокрушенно помотал головой, а затем спросил: — Дорогой писатель, где я мог бы?.. Как это по-английски… Вода… Пс-с, пс-с, — он сделал неприличный жест рукой.
— A-а…
Он проводил гостя в туалет, находившийся во дворе дома парикмахера, у которого драматург снимал комнату. По пути он успел спросить:
— Из каких земель вы прибыли в Британию?
— Россия, — отозвался гость.
— Россия?! — вскричал Шекспир. — Усыпанная снегом степь и белые медведи?! Этот край будоражит мое воображение! Вы должны мне рассказать о нем!
— Вы — великий, — закрывая за собой дверь, сказал гость Шекспиру. Тот, нервно теребя бороденку, остался ждать.
Прошло минут пять… Минут десять… Шекспир приложил ухо к двери. Тишина. Он прижал ухо плотнее… Ничего. Драматург легонько потянул дверь на себя… Она была не заперта и свободно отворилась! Туалет был пуст.
Шекспир перекрестился.
Как Боб и наказывал, экомобиль я отпустил за два квартала до места и оставшийся путь проделал пешком.
— Ну? — спросил я, переступая порог знакомого сарая. — И к чему эта гнилая конспирация?
— Ты зайди, зайди, — потянул меня за рукав Боб, — присядь.
Он выставил вперед руку с дистанционным пультом от старого японского телевизора, дверь за моей спиной поползла на место и с щелчком захлопнулась.
Боб (Борис Олегович Борисов) — наш студийный Кулибин, мастер на все свои золотые руки, может из чего угодно сделать нечто совсем другое. Причем, как правило, из чего-то ненужного и бесполезного нечто нужное и полезное.
— Не подделают? — кивнул я на пульт.
— Ключ-то? Нет, бесполезно, — покачал он головой, — нужно частотный код знать, а я его один знаю.
Необходимость такого человека в штате студии много раз подтверждалась практикой. Но какого черта он среди ночи поднял меня с постели и заставил переться в свой сарай-мастерскую?! Лично я понятия не имею.
Присели. Я огляделся. Да-а, как будто и не было последних лет пяти… Да какой там пяти! Этот гигантский сарай служил мастерской еще бобовскому отцу, а возможно, и деду. Это я в последний раз был тут лет пять назад, а не меняется в нем ничего значительно дольше.
— Короче, — сказал Боб, — я встрял.
— В смысле? — я нервно постучал пальцами по обшарпанному верстаку, возле которого мы уселись.
— В смысле,
— Слушай, хватит тянуть резину! Выкладывай наконец, что стряслось?!
— Значит, так, — начал Боб. — Ты никогда не задумывался над тем, что мир вокруг нас можно сравнить с компьютерным монитором, а бога — с процессором?
Да-а…
— Если ты вытащил меня из постели для того, чтобы познакомить с этим поэтическим образом…
— Подожди, подожди! Это не поэтический образ. Это довольно близкая аналогия. Все причинно-следственные связи — в процессоре, а на мониторе только отображение. Вот я и подумал: хоть этот компьютер и работает в автономном режиме саморазвития, можно ведь, наверное, как-то на него влиять извне?
— На бога?
— Ну да.
— Молиться можно, — сказал я, чувствуя, что меня все-таки втягивают в идиотскую дискуссию.
— Факт. Хорошо мыслишь. Голосовое воздействие. Только нет никакой гарантии, что все будет, как надо. А мне нужно, чтобы было жесткое влияние. Так что я немного покумекал и сделал приставку.
— К чему?
— К процессору. Только ничего толком не вышло. Возможности очень ограничены. Единственное, что получилось, это когда я на мониторе…
— В смысле, в реальном мире?
— Не понял?
— Так ведь у тебя реальный мир — монитор бога.
— Брось! — махнул рукой Боб. — Забудь. Это я фигурально выразился. А сейчас я про настоящий монитор говорю, про монитор моего компьютера.
— Ну?
— Так вот, можно на мониторе моего компьютера выбрать любую точку пространства и времени, щелкнуть, и ты — там.
Я поднялся:
— Знаешь что, Боб, если тебе захотелось среди ночи кому-то попудрить мозги, выбери, пожалуйста, кого-нибудь другого… — Я шагнул к двери.
— Ну, подожди! Ну, пожалуйста! — вскричал он. Я обернулся и увидел, что он готов расплакаться. Это было так на него не похоже, что я опустился обратно на табуретку.
— Давай. Только ближе к делу…
— Да куда уж ближе? — потряс головой Боб, словно отгоняя от себя наваждение, затем полез в тумбочку верстака и достал оттуда початую бутылку водки. — Крандец нашей реальности.
— Да что ты натворил-то, ответь наконец!
— Да не я это натворил, — вздохнул Боб. — Какукавка.
Софья Андреевна заглянула в кабинет:
— Левушка, к тебе посетитель.
— Свет мой, — не оборачиваясь, отозвался Лев Николаевич, — ты ведь знаешь, когда я работаю, я никого не принимаю… — Демонстративно скомкав почти полностью исписанный лист, он кинул его в корзину возле стола.
— Если б не было на то необходимости, я бы тебя не беспокоила, — твердо сказала Софья Андреевна и упрямо вошла в кабинет.