Журнал «Если», 2004 № 07
Шрифт:
— Только не здесь, — предупредил он. — Это не принято. Лучше всего где-нибудь уединиться…
Сейдж кивнула и опустила телефон в сумочку. Как раз в этот момент оркестр, исполнявший «Струнный квартет» Вивальди, перешел на быструю мелодию в стиле кантри, и взоры присутствующих обратились на балкон, где появился победивший кандидат в президенты. Это был худой высокий человек с обветренным красным лицом, одетый в смокинг, ковбойскую шляпу и ковбойские сапоги со скошенными каблуками. Встреченный громом аплодисментов, он несколько раз махнул собравшимся и начал
— Пэтти и я с самого начала знали, что против остальных кандидатов он не потянет, — вполголоса сказал Д.Б. — Поэтому мы решили выставить его против полуночных комедиантов…
— Как так? — удивилась Сейдж.
— Поздно вечером передают самые тупые комедии, — объяснил Д.Б. — Мы сумели это использовать: наняли первоклассных писателей-юмористов и сделали его самым смешным парнем в Сети. Электорат покатывался со смеху до самых выборов, точнее — до тех пор, пока не был закончен подсчет голосов. Между прочим, в выборах приняло участие почти тридцать процентов населения!
— Какой поистине бесценный вклад в историю демократии! — с горечью заметила Сейдж.
— Ничего смешного нет, — возразил Д.Б. — Мы только лишний раз доказали, что нельзя вести себя так, словно потребители обязаны выбирать только твой продукт. Их доверие надо заслужить.
Тем временем победивший кандидат в президенты приблизился к ним и остановился. Заметив Д.Б., он по-птичьи склонил голову набок и оглядел его с ног до головы, словно вдруг увидел что-то необычное и забавное.
— Старина Д.Б., неужели это вы?! — воскликнул он. — Наконец-то вы выбрались из своей кельи! Скажите, каково это — вдруг оказаться знаменитым?!.. Впрочем, постойте, я, кажется, знаю!.. — прибавил он под дружный смех собравшихся и, наклонившись вперед, доверительным жестом взял Д.Б. за руку. — Я должен поблагодарить вас за ту стремительную атаку в Сети, которую вы провели в последние три дня. Ваша информация буквально вышибла из эфира моего главного конкурента. Отличная работа, Д.Б., поздравляю!..
Сейдж резко повернулась к Д.Б. На целых полторы секунды она лишилась дара речи.
— Ах ты ничтожество!.. — выпалила она наконец. Д.Б. крепко стиснул ее руку.
— Позволь представить тебе…
— Не позволю. — Сейдж рывком высвободилась. — Так вот, оказывается, в чем дело! Ты использовал меня, как дымовую завесу, чтобы подтасовать результаты выборов.
— Вовсе нет, — ответил Д.Б. и покраснел, как рак. — Я…
— Запомните раз и навсегда, мистер Беддоуз, — не слушая его, отчеканила Сейдж. — Возможно, вам это покажется странным, но я все еще верю в демократию и не желаю служить инструментом, при помощи которого корпорации пытаются еще больше расширить свою власть и свое влияние.
Д.Б. быстро овладел собой — и рассердился.
— Я сделал для демократии больше, чем чертов Томас Джефферсон [5] ! — рявкнул он.
— Пичкая людей ничего не значащей информацией, пока они не потеряли способность рассуждать здраво? Так вот, покуда вы снова не вытащили на свет Божий ваш дешевый популизм, позвольте сказать вам еще пару слов. Демократия, мистер Беддоуз, это вовсе не удовлетворение примитивных потребностей большинства. Демократия — это поиск наивысшей, единой для всех цели, которая действительно способна сплотить общество!
5
Джефферсон Томас (1743–1826) — третий президент США, составитель Декларации независимости.
В зале наступила полная тишина. Казалось, присутствующие затаили дыхание.
— Может, поговорим об этом как-нибудь в другой раз? — спокойно сказал Д.Б.
— Нет, — отрезала Сейдж, — потому что никакого другого раза не будет. Я заявляю свои права на собственный копирайт. И я разоблачу вас, чего бы это ни стоило!
— Превосходно! — воскликнул Д.Б. — Поступай, как знаешь. Только не забывай, что я в любой момент могу создать еще одну твою копию — более покладистую.
Эти слова подействовали на нее, как удар под дых. Толпа дружно ахнула.
— Провались ты в ад! — выдавила Сейдж и быстро зашагала прочь — туда, где стояло меньше всего народа. Это оказалась лестница. Люди во фраках и вечерних платьях молча уступали ей дорогу, но Сейдж никого не замечала. Поднимаясь все выше по мраморным ступеням, она даже не отдавала себе отчет, что из всех возможных путей отступления выбрала наименее удачный, ибо теперь все взгляды были устремлены только на нее.
Оказавшись на втором этаже, она почти бегом пересекла галерею и свернула в первый попавшийся коридор. Толпа в зале загудела, как растревоженный улей, но ее это уже не волновало. Сейдж слышала только удары собственного сердца, которое стучало как сумасшедшее.
Пройдя по длинной полутемной галерее, она оказалась в восьмиугольном демонстрационном зале, в западной стене которого было три высоких стеклянных двери, выходивших на украшенный мраморными колоннами балкон. Не без труда справившись с массивными, старыми шпингалетами, Сейдж выскочила на улицу.
Она долго расхаживала между колоннами, вновь и вновь воспроизводя в памяти недавний разговор, пока клокочущая в груди ярость не улеглась. Остановившись, Сейдж облокотилась на низкую каменную балюстраду и посмотрела вниз. Клонившееся к закату солнце просвечивало сквозь стеклянный купол Капитолия, и он казался призрачным и хрупким — как и все, что он собой символизировал. Глядя на него, Сейдж вдруг почувствовала себя очень одинокой, запертой в чужом времени, как в мышеловке. Здесь у нее не было ни одного настоящего друга. Д.Б. в кои-то веки сказал правду: для него — да и для всех остальных тоже — она была информационным продуктом, который имел определенную ценность лишь до тех пор, пока спрос на него был устойчивым.