Журнал «Если», 2004 № 08
Шрифт:
— Ну, вчера, — Малички развернулся к пассажиру всем телом. — Мне позвонил ваш отец и спросил, сможем ли мы поехать сегодня с утра. О Боже… — таксист охнул и снова взглянул на некролог.
А Збышек почувствовал, как новое ощущение выросло настолько, что у него перехватило дыхание.
— Вы уверены?
— Да. Лилась вода, а ваш отец частенько звонил из ванной. Он говорил, что у него в этот момент лучше память работает, — лицо таксиста от старания почти карикатурно исказилось. — Погодите… Во второй раз это мог быть кто-то другой.
Малички окинул Збышека подозрительным
— Прошу извинить, — Збышек опустил голову, словно ожидая удара. — Вчера я обнаружил ваш телефон с непонятной запиской, смысла которой не понял, но… — Он сделал вид, будто подбирает слова. — Не знал, как начать. Получилось, конечно, глупо, однако после похорон…
Подозрительность сползла с лица шофера, уступая место сочувствию. Он положил руку Збышеку на плечо.
— Все в порядке. Я понимаю.
Оршевский скорбно усмехнулся. Сам он ничего не понимал. Как Рогочки со своим высоким голосом мог выдать себя за отца? Малички закурил сигарету и, опустив стекло, выпустил на улицу дым.
— Не могли бы вы мне сказать, — собрав всю свою смелость, спросил он, — куда возили отца?
— Вы не знаете? — Малички взглянул на него с нескрываемым удивлением. — В Варшаву. В последнее время он там даже снял комнату. Хо-хо, я уже несколько лет его вожу.
Обдумав услышанное, Збышек вынул бумажник.
— Я хотел бы там побывать. Дам обычную цену.
— Серьезно? — шофер хлопнул ладонью по рулю и неожиданно посерьезнел. — Нет разговора. Оплатите только бензин. Я обязан вашему отцу. Прошу сесть сзади и снять плащ. Так вам будет удобнее.
На последующие вопросы Малички отвечал не слишком охотно. Он возил отца нерегулярно. Обычно доставлял его в центр и часть дня посвящал своим делам либо возвращался через пару дней. Не имел ни малейшего понятия, чем Оршевский занимался. Кажется, какими-то исследованиями. Таксиста история или социология не интересовали, поэтому с пассажиром он об этом не говорил. Перебирая в памяти последние годы, Збышек вдруг подумал, что иногда не мог связаться с отцом по телефону, а о конференциях слышал подозрительно часто. Когда-то он даже заподозрил отца в любовной интрижке.
Обогреватель в машине работал великолепно, и, прибыв к полудню в Варшаву, они совершенно забыли об утреннем холоде.
Разговор с владельцем особняка не принес ничего нового. Отец вот уже месяц назад отказался от комнаты, а на прошлой неделе забрал последние вещи. Помогал ему толстый мужчина лет шестидесяти, вроде бы похожий на какого-то известного актера. Збышек поднялся наверх взглянуть на жилище отца, остававшееся до сих пор свободным. Небольшая, скромно обставленная комната выходила окнами на палисадник с тремя высокими тополями. Оршевский повел носом, словно желая обнаружить знакомые запахи, потом заглянул под кровать, на верхние полки стеллажа и в ящики стола. В одном из них он нашел пустую бумажную папку. Такую же, как те, в которых отец хранил свой архив.
Наморщив лоб, Збышек медленно опустился в кресло. Теперь он знал, чего не хватало в квартире отца. Записок, вырезок, таблиц и прочего бумажного хлама. Пытаясь понять значение этого открытия,
Збышек зубами надорвал угол пакетика. Потом, расширив отверстие, осторожно потянул носом воздух. Ничего не случилось. Тогда Оршевский сделал более глубокий вдох. Некоторое время ничего не происходило, а потом комната перевернулась вверх ногами. Когда неведомая сила потянула его к люстре, он отчаянно вцепился в подлокотники кресла, которое превратилось в автомобильное сиденье.
«Мерседес» Малички, дорога в ярком свете дня, мелькание кустов. Збышек знал, что это ему только грезится, однако галлюцинации были очень правдоподобными. Торможение. На дороге стоит светловолосая девочка. От ужаса малышка зажмурилась. Сбоку — крутой откос, с другой стороны — кусты, машина «затанцевала». Девчушка что-то отчаянно кричит. На такой скорости съехать с дороги будет верной смертью. Малички пробует объехать кроху, но тут несущийся навстречу грузовик… Хлюпающий удар, частый дождь капель по стеклу, и только тогда краем глаза Збышек видит с левой стороны пологий спуск в поле, перед этим наглухо закрытый зарослями.
Застонав, он очнулся, а потом почувствовал на лице что-то мокрое и сразу же вслед за этим боль в затылке.
— Ну, однако, вы и чувствительный человек, — Малички подсунул ему стакан с водой. — Лучше?
Напившись, Збышек кивнул. В голове у него так шумело, словно в черепе завелось гнездо ос. Как боксер после нокаута, Оршевский тяжело поднялся на подгибающиеся ноги.
Проклятый наркотик, подумал он. И тут до него дошло. Его отец и наркотики? О Боже!
— Ну как? Возвращаемся во Вроцлав или едем пообедать?
Различая окружающий мир словно в тумане, Збышек решил отложить возвращение и принял предложение заморить червячка. Кроме того, ему жутко хотелось промочить горло.
Знакомство с варшавской гастрономией и визиты в пару автомобильных магазинов, где Малички искал какие-то запчасти, заняли у них чуть ли не весь остаток дня. Так что ничего удивительного в том, что из столицы они выехали на закате, не было. Таксист болтал без перерыва и, к счастью, довольствовался ответами в виде периодического невразумительного мычания.
Наркотики — слово это будило самые черные мысли. Он никак не мог поверить, что его отец имел отношение к зелью. С его-то взглядами, его щепетильностью?
К тому же в голове Збышека не укладывалось, что его отец вел двойную жизнь. Воображение подсовывало вариант газетного заголовка — «Профессор университета торгует наркотиками!».
— Идиот, — промолвил Збышек, да так громко, что Малички глянул на него в зеркальце.
Зевнув, Оршевский сделал вид, будто засыпает.
А Рогочки? Перед его приходом в ванной не было никакого пакетика. Збышек был в этом почти уверен. Прежде чем заняться фотографиями, он вымыл руки — старая привычка, с детства. А может, кто-то устроил провокацию?