Журнал «Если», 2004 № 08
Шрифт:
Изображение исчезло. Збышек, увидев на экране хоровод снежных точек, остановил пленку. В наступившей тишине он вдруг осознал, что остался в одиночестве. Даже отец превратился в какого-то незнакомца.
Свобода воли — вечная проблема философов. Если Бог создал мир и, являясь всевидящим, знает будущее, можно ли считать себя властелином собственной судьбы? Мораль имеет ценность лишь тогда, когда человек становится хозяином своих поступков, иначе она превращается в ничего не значащее слово. Если будет доказано, что некто является психически больным и не может контролировать
Збышек поправил под носком пластырь, закрывавший легкий порез на икре. Теперь он убедился, что дар телекинеза передается по наследству. А иначе как объяснить, почему под его взглядом флакон туалетной воды поднялся в воздух и, перевернувшись, ударился о ванну. Хотя это его не сильно удивило. Во-первых, он чего-то подобного ожидал. А во-вторых, как раз в этот момент зазвонил телефон.
— Вы Оршевский?
— Я Збигнев, его сын. Мой отец умер.
— А… — голос в трубке на некоторое время замолчал, потом ожил: — Значит, того, скверное дело.
Ни голос звонившего, ни его манера говорить, никому из знакомых отца принадлежать не могли.
— С кем имею честь?
— Может, вас это заинтересует…
— О чем речь?
— А вот о том, — собеседник, похоже, начинал злиться. — Дело это небольшое. В прошлом месяце я увел чемоданчик вашего старичка на вокзале. Ничего ценного там не было, ну я и подумал, что если человек волнуется, то, значит, мне что-нибудь за возвращение чемоданчика перепадет.
Збышек договорился о встрече.
Сейчас он сидел в скверике неподалеку от военного министерства и чувствовал себя необыкновенно раздраженным. Наверняка из-за того, что не принял послеобеденную порцию спиртного, но и не только поэтому. Этот хмырь хотел четыреста злотых. Много и одновременно мало. Много, чтобы отдать вору, и мало, если знать отца, поскольку сам чемоданчик стоил лишь чуть меньше. А в целом, вся эта история казалась весьма странной. Слишком много совпадений. Сначала приходит Рогочки с исповедью, потом Трачук приезжает из Варшавы совершенно бесцельно. Собственно, только для того, чтобы отдать ему письмо. Словно бы случайно возвращенная кассета, а теперь… Нет, невозможно. Кто-то за этим стоит. Вопрос, за чем? Ну и, конечно, — порошок на закуску. Это не могло оказаться случайностью. Кто-то хотел разбудить в нем паранормальные способности, а может, при случае заставить разоткровенничаться о пещере, и…
Неожиданно сбоку послышался голос:
— Вот тут у меня на пробу.
Глаза у мужчины были водянистые и бегающие, лицо совершенно не запоминающееся. Между ними на лавочке лежал полиэтиленовый пакет.
— Ну, смотрите, — поторопил тип, разглядывая голубей, которые кружили над площадью. — Предлагаю сейчас два свертка, а позднее
Действительно, был.
Збышек открыл пакет и вытащил книжку с заложенными между страницами карточками. Почерк отца он узнал сразу. Но в уговоре ничего не было об ухмылке. Збышек даже не предполагал, как неприятна подобная игра.
— Получишь штуку, но скажешь, кто тебя прислал, — тихо промолвил он.
— Что? — его собеседник явно насторожился.
— Скажешь, кто тебя прислал, — Збышек старался не повышать голос. — И получишь тысячу злотых.
Лицо мужчины стало угрюмым. Он крепко сжал поручень скамьи. Похоже, надеждам Збышека не суждено сбыться.
— Мужик, подобные фокусы проходят только с лохами на центральном вокзале. Даешь монету или топаешь домой.
Вот этого он не должен был говорить.
— Кто? — прорычал Збышек, и незнакомец подскочил, словно его укусили за ягодицу.
Он даже попытался удрать, но, схваченный за руку, лишь взрыхлил ботинками гравий. Подходивший из глубины сквера мужчина с собакой круто развернулся и пошел прочь.
— Спрашиваю, кто тебе приказал мне это всучить?
Уголовник боднул головой, явно целясь Збышеку в нос, но, согнувшись от боли, застыл. Пугливые голуби вспорхнули и полетели искать более спокойное место.
— Говори, слышишь?!
Не контролируя свои действия, с яростью, но одновременно и с некоторым удовлетворением, Оршевский наблюдал, как противник, почувствовав его хватку, стал корчиться. Лицо ворюги синело, рот жадно хватал воздух. Вот мужчина поднялся вверх. Захрипел. И только тут Збышек понял, что делает это без помощи рук, лишь усилием воли. Эта схватка не собрала толпу зевак лишь потому, что они находились в уединенном месте.
— Говори!
Изо рта ворюги текла слюна. Вот он пошевелил губами, и Збышек великодушно счел это за согласие. Он расслабился, и мужчина рухнул на траву, как мешок картошки.
А вокруг жизнь шла своим чередом. Единственный свидетель, мальчик с велосипедом, попытался обратить внимание отца на странную сцену. Безрезультатно. Чувствуя угрызения совести, Оршевский склонился над полузадушенной жертвой.
— Не бойся. Заплачу.
Он не мог предположить, что в ответ получит пинок в живот. Не очень точный, но его хватило, чтобы Оршевский рухнул в большой куст. Оживший незнакомец убегал, словно за ним гналась тысяча дьяволов.
— Папа, папа! Теперь он убегает! — раздался восторженный крик ребенка.
Царапая руки в кровь, Збышек в конце концов поднялся на ноги. Подхватив брошенный пакет, он кинулся в погоню. Они проскочили газон и оказались на аллейке, расположенной рядом с проезжей частью улицы.
Убегающий оглянулся, и его лицо исказила гримаса ужаса. Редкие прохожие поспешно уступали им дорогу. Оршевский, давно уже не занимавшийся спортом, бежал тяжело, но у преследуемого это получалось еще хуже. Он неловко передвигал ноги, а голову держал под странным углом. Похоже, все еще чувствовал последствия драки. Збышек понял, что удрать уголовнику не удастся.