Журнал «Если», 2006 № 03
Шрифт:
Я криво улыбаюсь в ответ на эту попытку рассмешить меня. Чисто французский порок: чем серьезнее дело, тем больше человек смеется над ним. Но можно ли насмехаться над результатами исследования, которое призвано буквально перевернуть вверх дном все наше общество? Через несколько дней Профессор поймет свою ошибку и принесет мне свои извинения.
Я ухожу, стараясь держаться с достоинством.
На следующий день я подключаю свой коннектор к турникету станции метро, чтобы электронный контролер вычел с моего счета стоимость поездки, но сигнала о произведенной
Я думал, что коннектор не может выйти из строя. Во всяком случае, я никогда не слышал об этом. Я добираюсь до больницы пешком и оттуда звоню в Башку. Служащая пытается успокоить меня:
– Да нет, такие аварии иногда случаются. Редко, но бывает. Приезжайте в любое время, и мы разблокируем ваш коннектор, эта процедура займет всего пять минут.
Ехать нужно на другой конец Парижа. Я бы взял такси, но как его оплатить? Ведь все расчеты осуществляются посредством коннектора.
Я все-таки добираюсь туда на пределе сил. Мне удалось сэкономить на такси, но теперь придется разориться на новую обувь. Меня встречает техник, который, судя по его грубоватому обращению со мной, принимает аварию моего коннектора как свою личную беду:
– Вы, наверное, сделали какую-нибудь глупость, потому что эта штука никогда не выходит из строя.
– Но по телефону девушка мне сказала, что такое бывает.
– Девушка!… Может, это она будет чинить вам коннектор? Давайте его сюда.
Нет, инстинктивный страх перед властями сильнее меня. Я изображаю на лице виноватое смущение и протягиваю коннектор своему собеседнику. Он вертит его в руках, осматривает со всех сторон и возвращает, пожав плечами:
– Посмотрим. Заверьте-ка свою личность.
Я снова ввожу отпечаток пальца, и вновь появляется все то же сообщение: «Личность не установлена». Техник сердито говорит:
– Это не коннектор сломался, а вы сами! Идите за мной.
Он быстро идет по бесконечному коридору. Я едва плетусь за ним: у меня сильно болят ноги. Глядя прямо перед собой и не поворачивая ко мне головы, как будто меня нет, техник поясняет:
– Вы исчезли из базы данных. Вас не существует. Оказывается, это страшно неудобно – не существовать. Просто не знаю, как мне теперь вести себя, но любой ценой надо выглядеть спокойным и уверенным. Какие слова говорить? Как показать, что ты еще живешь? Я растерян. Может, я слишком преувеличенно пытаюсь казаться нормальным?
Тип впереди меня открывает дверь, нажимает кнопку звонка и оставляет меня одного в почти пустом кабинете, заверив, что ко мне скоро придут.
А потом приходит служащий. Старик. Очень некрасивый. Я сразу узнаю его. И он узнает меня. Это Маринье.
– Что ж, это очень забавно, доктор. Я не думал, что мы увидимся вновь, и так быстро, – вздыхает он. – Но на этот раз больны вы – вас не существует! Ладно, не расстраивайтесь, для этого есть я. Это моя работа.
Он записывает мое полное имя,
– Нет, вас действительно нигде нет. Знаете что? Надо отыскать вашу частную зону. Положите-ка свою руку вот сюда, на экран, и Башка, возможно, опознает вас по отпечаткам пальцев.
Нет, это тоже не помогает. Он просит меня назвать мой личный код фильтрации, однако Башка и его не опознает. У меня больше нет своей частной зоны. Я полностью стерт. Исчез, как бесполезное воспоминание.
– Ладно, тогда мы восстановим вашу личность, все данные и историю жизни, – говорит Маринье.
В течение двух часов он задает мне кучу вопросов и стучит по клавишам, как сумасшедший. Тут вся моя карьера и биография. В конце концов, жизнь человека не более чем какая-то жалкая тысчонка мелких сведений.
– Ну вот, вы и вернулись из небытия к жизни! Я дам вам временную кредитную карту для расчетов, которая будет действовать до тех пор, пока вы не получите вашу следующую зарплату и пока не будет восстановлен ваш личный счет. Не стесняйтесь, это предусмотрено в качестве возмещения понесенного вами ущерба. Конечно, сумма ограниченная, но в целом…
– Предусмотрено? Но почему? Разве подобные инциденты случаются часто?
– Очень редко. За два года у меня было с десяток таких случаев. Десяток! А кто еще мне недавно говорил о десятке? Что ж, тем хуже для Башки, я все равно это вспомню.
– А ваш последний случай – как звали того человека? Случайно, не доктор Каак Ифсе?
От удивления лицо старика желтеет еще больше, а нос становится еще краснее.
– Откуда вы знаете? Он вам знаком? Да-да, это был он. Знаете, такое имечко не забывается. Он был таким же, как вы. Полностью стертым из памяти. Мы восстановили все его данные, и он ушел очень довольным. Наверное, у него все хорошо, раз он больше не вернулся сюда.
– А вы не могли бы дать мне его адрес? Я хотел бы встретиться с ним. Как пропавшим без вести, нам будет о чем поговорить. Да и как врачам тоже…
Маринье запускает систему поиска. Спустя тридцать секунд его лицо вытягивается:
– Это невозможно. Технически невозможно! Он опять исчез! А, понятно… Поскольку он использовал мой терминал для повторной самоидентификации, то я найду отпечаток его пальца и его частную зону.
Он делает еще одну попытку. И теперь его нос из красного превращается в фиолетовый. Маринье в отчаянии:
– Нет ни единого следа! Ах, да, я знаю, где его можно найти. Когда я вручал ему временную кредитную карту, я записал ее в своей собственной частной зоне. Я всегда так делаю на всякий случай, для самоконтроля, если меня совсем уж стукнет по-крупному…
Старик стучит по клавишам, и лицо его наливается краской, становясь самой настоящей рабочей палитрой художника. Я уже знаю, что он мне скажет.
– Он исчез и отсюда! Но самое странное, что он не один такой: все, у кого была эта проблема, стерты из моей таблицы расходов. Посмотрите, графы пусты. Это невозможно представить! Ведь только я имею доступ к этим данным!