Журнал «Если», 2006 № 03
Шрифт:
В конечном счете остановились на ста тысячах в сутки.
– Ладно, – мстительно пригрозил Пахнутьев напоследок, – я прямо сейчас зафрахтую новейший «Рассекатель», и скоро разберемся, где чья половина и кто кого тормознет.
– И когда только ты успел стать такой сволочью, Парамоша? – задумчиво спросил его Басильев. – Ведь в Навигацкой школе ты казался нормальным мужиком, с тобой дружить можно было. Неужели деньги так ломают?
– Не, деньги не ломают, – ухмыльнулся Пахнутьев. – Вот очень большие деньги, эти – да, эти обламывают так, что не узнать. Как вашего дружка
И с этими словами Пахнутьев отключился. Капитан пришел в ярость и схватил питьевой баллон.
– Ага, еще экран разнеси вдребезги, – сказал Петлов, – продолжи разорение.
– Да провались оно все! – кипел возмущением капитан. – На кой черт мне сдался этот комбинат? И на кой черт нам нужен этот долбаный астероид? На половине Земли ванадий уже запрещен. Он и даром никому… – Басильев в отчаянии махнул рукой. – Все, забираю.
«Гленн» и улетаю домой. Денег у меня достаточно. Комбинат продам за сколько дадут. А ты можешь дальше тут корячиться.
– Что ж, удобный случай избавиться от партнера, – задумчиво произнес Петлов. – Большие деньги действительно ломают. Вот сейчас прислушался к себе – ломают, подлые, прямо душу выворачивают. Шепчут интимно так: «Давай, соглашайся, отдай «Гленн». А через полгода будешь королем – один на троне». Только ты ведь, Сашка, мне не партнер, ты мне друг, самый близкий. Не знаю, как у тебя, а у меня больше никого нет. И что мне эти деньги дадут? Только гарантированное одиночество. Все остальное – мечты идиота, вроде дома-музея Пола Маккартни в Норильске.
– Так ведь и у меня никого, кроме тебя, нет, – вздохнул Басильев. – Сколько мы с тобой уже летаем? И ведь не надоели до сих пор друг другу. Только устал я от всего этого, нервов уже никаких не осталось. То не знаешь, как этот астероид затормозить, то котировки падают, то Герка что-нибудь выкинет, теперь вот корпорацию нашу пополам разломали. Да и ванадий на всей Земле скоро запретят, бессмысленно все это.
– Ну и пускай себе на Земле запрещают, – пожал плечами Петлов. – Нам-то что? В космосе же его не запретили. «Глобальный проект» строительство лишь на три дня заморозил, сейчас снова продолжает, просто об этом сообщалось вскользь, никто внимания не обратил. Потерпи еще немного, прошу тебя как друга, скоро все образуется. Думаю, через несколько недель запреты на ванадий снимут, вот увидишь.
– Откуда такой оптимизм? – горько усмехнулся капитан.
– Откуда? – Петлов был серьезен. – «Глобальный проект» строит мощнейший картель крупнейших корпораций планеты, он поддержан рядом правительств, в том числе финансово. Это, как выразился один государственный философ, последняя надежда человечества, возможность технологического прорыва на следующий уровень цивилизации. Да окажись это не ванадий, а мышьяк или цианистый калий, все равно строительство будет продолжено. А по поводу ванадия крику много, но фактов – ни одного. Где хотя бы один зафиксированный
– Ну, наверное, были какие-то случаи.
– Включи голову, братец, – укоризненно посоветовал Петлов. – Это как «Сахар – белый яд». Сказано громко, но не более того.
– Сахар не запрещали, – пробурчал Басильев.
– Вот найдутся богатые лоббисты, – пообещал Петлов, – выступят Нобелевские лауреаты, вскипит общественное мнение – и запретят. Заставят всех искусственные подсластители жрать. Вот увидишь.
– Надеюсь, что нет, – продолжал бурчать Басильев. – Ну, а вдруг не отменят Запрет на ванадий? Так и просидим сто лет на этой глыбе?
– Думаю, скоро отменят, – уверенно сказал Петлов. – Зря что ли, Парамон твой засуетился? Торопится астероид разделать. Скоро, Саня, скоро все отыграют назад. Так что потерпи еще немного. Ты мне дороже любых миллиардов. Не бросай меня здесь одного.
И они крепко обнялись, как не обнимались уже давно. И на глазах у обоих даже блестели слезы. Ну, это они так после всех переживаний расслабились – нервишки-то не ванадиевые.
– Эх, где-то сейчас наш Герка обретается, – загрустил Басильев. – Надо было ему денег дать.
– Надо было дать, – вздохнул Петлов. – Я для того и сконструировал всю эту систему с уводом денег из корпорации, чтоб ему помочь. Только он, видишь, подождать не захотел. А без этого на все наши активы сейчас бы арест наложили, и Пахнутьев все задарма бы получил. Но теперь все в наших силах. С собственными деньгами можем поступать, как пожелаем. Только Геркины голографы не отвечают…
Как в воду глядел Петлов – через пару недель разразился скандал, получивший в прессе название «ванадиевый». Известнейший обозреватель телегазеты «Коммерс-уикли» Грифон Залетный решил взять интервью у Нобелевского лауреата академика Почечуя. И, несмотря на яростное сопротивление академической жены, прорвался к патриарху нанохимии.
И тут случился конфуз. Почтенный патриарх не мог отличить стакан от пылесоса, а почти весь его лексикон ограничивался выражением «Чавойт?».
А про ванадий, дед, ты знаешь чего-нибудь? – хохотал Грифон адским смехом.
– Ванадий – ето чавойт? – крутил головой Почечуй.
– Нет, это не академик, – закатывался хохотом Залетный, – это какой-то геморрой. Кстати, дорогие зрители-читатели, именно так в древности на Руси назывался геморрой – почечуй.
Только после этого скандального интервью правительственные чиновники дали поручение выяснить про ядовитые свойства ванадия.
А по всем каналам СМИ пронеслись интервью и выступления других Нобелевских лауреатов, медицинских светил, физиков и химиков.
– Практически все вещества и металлы ядовиты, если их содержание выходит за пределы определенных норм, – утверждали светила. – Переизбыток в организме меди, железа, алюминия, магния, натрия, их солей и соединений губительны для человека. Надо просто не злоупотреблять. То же относится и к ванадию. Если уж на то пошло, свинец и олово гораздо опасней. А кадмий! А таллий!