Журнал «Если», 2006 № 09

Дяченко Марина и Сергей

— Номер называется «Исчезающие предметы», — голос не дрожал. — Сейчас на ваших глазах исчезнет…

Он выдержал драматическую паузу.

— Мешок с деньгами! — ухнула толпа.

— Цирк!

Слон угрожающе затрубил. Элиас вскочил на ноги. От элегантного шпрехшталмейстера не осталось и следа — на спине слона дергался скелет.

— Не смей! — завизжала Алиса.

— Дайте монетку…

Теодор печально улыбнулся и взмахнул плащом. Мир исчез за всплеском красной ткани. Теодор поднял цилиндр, накрыл его полой, и стало тихо. Ни криков, ни аплодисментов, ни рева животных… Слыша лишь глухие удары собственного сердца, Теодор сдернул с цилиндра покрывало плаща. Шляпа была пуста.

Теодор огляделся.

Не осталось ни чудовищного шпрехшталмейстера, ни Просперо с его тиграми, ни говорящей собаки, ни Алисы. Вокруг стояли растерянные люди. Обычные клерки, зачем-то вырядившиеся в карнавальные костюмы.

Луна дернулась, и небо перечертил тонкий серп солнца.

— Смотрите, затмение! — крикнул кто-то, и ему ответили возгласы удивления.

Теодор повертел в руках цилиндр, грустно усмехнулся и надел на голову. Повернулся к хлюпающему носом директору банка, присел на корточки и принялся снимать тугие веревки.

— Господин Теодор! — раздалось за спиной. — Господин Теодор!

Он обернулся. К нему, шатаясь, шла Агата — красное трико болталось нелепыми складками. Теодор освободил руки банкира, поднялся и шагнул навстречу. Агата остановилась и неодобрительно оглядела Теодора с ног до головы.

— Вам не кажется, что красный фрак — это немного эксцентрично? — спросила она и разрыдалась. Теодор обнял ее за острые плечи.

— Пойдемте домой, Агата, — устало сказал он. — Пойдемте домой. Вам надо выпить успокоительных капель.

Он взял ее под руку и поправил цилиндр.

Питер Бигл

Два сердца

Мой брат Уилфрид постоянно твердит — дескать, несправедливо, что все это случилось со мной. Я, мол, девчонка и вообще моложе. По его мнению, я еще слишком глупа, чтобы самой завязывать ремни на сандалиях. Но я-то считаю, что все было по-честному. Я считаю — все случилось именно так, как должно было случиться. За исключением, быть может, самой грустной части, но без нее, наверное, тоже нельзя было обойтись. Меня зовут Суз, и мне девять лет. В будущем месяце, как раз в годовщину появления грифона, мне исполнится десять. Уилфрид говорит — грифон появился в наших краях из-за меня. Он, мол, прослышал, что в нашей деревне родился самый безобразный на свете ребенок, и прилетел, чтобы меня сожрать, но я оказалась слишкомуродливой. Вот грифон и поселился в Черном лесу (это мы его так прозвали; на самом деле он называется Полуночной дубравой, потому что там всегда темно, словно самой глухой полночью — до того могучи там деревья) и начал таскать наших овец и коз. Грифоны часто так поступают, если им понравится какое-то место.

Но никогда, никогда он не ел детей. Во всяком случае до нынешнего года.

Сама я видела его только один раз в жизни. Я имею в виду — до тех событий, о которых собираюсь рассказать. Это было поздно вечером, и грифон поднимался над верхушками деревьев, словно вторая луна. Только в ту ночь не было луны. Казалось, в целом мире не осталось ничего, кроме сверкающих бронзовых перьев, гибкого львиного тела, широких орлиных крыльев, огромных когтей, похожих на изогнутые клыки, и чудовищного клюва, который казался слишком большим для крошечной приплюснутой головы. Уилфрид говорит — после этого я три дня проплакала, но это неправда. И, разумеется, я не пряталась в погребе, как он тоже говорит. На самом деле две следующие ночи я спала на сеновале с нашей собакой Малкой, потому что знала, уж она-то не допустит, чтобы меня украла какая-то летучая дрянь.

Конечно, мои мама и папа тоже не допустили бы ничего

подобного. Никогда, если бы только это было в их силах. А Малка очень сильная. Она самая большая и злая собака во всей деревне, и она ничего не боится. Когда грифон утащил Джихейн, маленькую дочку кузнеца, мой папа до того испугался, что даже я это заметила. Посмотрели бы вы, как он вместе с другими мужчинами бегал по всей деревне и пытался организовать ежедневные дежурства, чтобы предупреждать жителей, когда грифон снова вылетит на охоту. Я знаю, он боялся за маму и за меня и делал все возможное, чтобы нас защитить, но мне почему-то не становилось спокойнее. А с Малкой я чувствовала себя в безопасности.

Впрочем, не только папа, но и вообще никто не знал, что теперь делать. Было и так очень скверно, что грифон таскает овец, потому что большинство наших соседей зарабатывали на жизнь, продавая шерсть, сыр и одежду из овчины. Но когда в начале прошлой весны он украл и съел маленькую Джихейн, стало еще хуже. Мы даже отправили к королю гонца — и не одного, а целых трех, и каждый раз король присылал кого-то к нам на помощь. В первый раз он прислал только одного рыцаря; его звали Дурос, и он подарил мне яблоко. С веселой песней Дурос поскакал в Черный лес, и больше мы его не видели.

В следующий раз — после того, как грифон утащил Лули, мальчишку, который помогал мельнику — король прислал сразу пять рыцарей. Все они тоже отправились в Черный лес на поиски грифона, а вернулся только один — правда, он сразу умер от ран и не успел ничего толком рассказать.

В третий раз к нам в деревню прискакал целый эскадрон. Во всяком случае, мой папа сказал, что это был эскадрон. Я не знаю, сколько солдат должно быть в эскадроне — знаю только, что их было много. Они оставались в нашей деревне два дня. Солдаты натянули за околицей палатки, поставили лошадей в наши конюшни и каждый день хвастались в таверне, как они победят грифона и освободят нас, бедных крестьян.

Там было и несколько музыкантов. Я помню, что когда солдаты двинулись в лес, музыканты играли какой-то марш. Потом музыка оборвалась, и мы все услышали доносящиеся из леса ужасные звуки.

После этого мы больше не посылали гонцов к королю. Нам не хотелось, чтобы его отважные воины гибли в нашем Черном лесу, к тому же никто не верил, что от этого будет какая-нибудь польза. Теперь родители загоняли детей домой незадолго до захода солнца, когда грифон просыпался после дневного сна и вылетал за добычей. Я и мои друзья больше не могли играть вместе, пасти овец и выполнять мелкие поручения наших родителей. Нам не разрешали даже спать у открытого окна, чтобы грифон не утащил еще кого-нибудь. Мне оставалось только читать книжки, которые я давно знала наизусть, да теребить маму и папу, но они слишком уставали, присматривая за мной и Уилфридом днем, чтобы развлекать нас еще и по вечерам. Они охраняли не только нас, но и по очереди с другими родителями остальных детей, а ведь им приходилось еще стеречь наших овец и коз, поэтому они совсем не отдыхали и все время боялись. Немудрено, что родители сердились на нас, а мы — на них. И так почти в каждом доме.

А потом грифон украл Фелиситу.

Фелисита глухонемая, но она была моей давней и самой близкой подругой. Я всегда понимала, что она хочет сказать, а Фелисита понимала меня. Она понимала меня лучше, чем кто бы то ни было, и мы часто играли вместе. С ней мне было даже интереснее, чем с другими детьми. Родители Фелиситы считали, что она только даром ест хлеб: ведь ни один парень, думали они, не захочет жениться на дурочке, поэтому они охотно позволяли ей ужинать у нас. Правда, Уилфрид частенько передразнивал Фелиситу, негромко квакая в кулак (это был единственный звук, который она могла издавать), но однажды я как следует стукнула его камнем, и он больше так не делал.