Журнал «Если» 2010 № 3
Шрифт:
Мерзавец, ни за что разрушивший безобидного Хрустя, довольно потер ладошки и, кажется, засвистал какой-то мотивчик.
Моим первым желанием было напрочь снести выступ, что торчал на плечах у незваного гостя, но я сумел сдержаться. В конце концов, разрушения не так велики, Хрустя можно починить. Я нашел подходящую ледыху, прилепил ее на место прежней головы и зажег голубоватое пламя природной магии, заставлявшее двигаться неживую громаду. Вроде бы получилось неплохо, во всяком случае, Хрусть немедленно возобновил поклоны, приглашая в гости пустое место, что находилось перед ним.
В чем-то он был прав, с этой минуты чужак стал для меня пустым местом. Я проследил за ним
Даже если бы я хотел что-то предпринять, я бы не смог этого сделать. Меня на мгновение ожгло не то холодом, не то жаром, душу стегнуло истовое желание дурака: «Власть! Власть над миром!» — а в следующую секунду от чародея осталось облачко мути, тут же исчезнувшее без следа. Материальная природа незваного гостя тоже не устояла, лишь мелкие брызги секанули в разные стороны, спалив мою веревку, что по-прежнему свисала с обрыва, и углубив воронку разом на целую пядь.
Лишь теперь я понял, что означают полосы чуть более темного оттенка, нежели окружающий лед, которые хоть и с трудом, но можно разглядеть на зеленоватой стене. Вспомнились слова Растона: «Там много останков нашего брата разметано…». Вот такая судьба была уготована и мне. Хорошо, что в ту минуту меня не интересовали ни власть, ни могущество, и даже мысли о мести я отложил на потом.
А что касается погибшего чародея, то в момент гибели у него и впрямь была власть над миром. Только воспользоваться ею он не успел. Власть — вещь преходящая, и чем больше власть, тем быстрее она проходит.
Кто бы мог подумать?. Уж, во всяком случае, не я. Даже когда я поселился в доме Растона и всякий день ходил к Оси, я не думал, что когда-нибудь поступлю столь немыслимым образом.
Кристалл сиял передо мной ровным негаснущим светом. Драгоценнейший из артефактов, некогда с бою взятый у народа кобольдов в самой глубине чудовищной Прорвы. Зародыш Великой Черепахи. Древние верили, что на ее спине держится земной круг. А я добыл Черепаху, носил с собой и использовал в бою, едва не погубив Землю. И вот теперь я второй раз протянул руку, чтобы взять то, что мне не принадлежит.
За полтора столетия, что камень пробыл у меня, рука привыкла ощущать гладкость его граней. Камень льнул к ладони, и все в душе кричало: «Это мое! Я добыл его, отняв у мерзких тварей, я хранил его долгие годы, и он должен принадлежать мне!».
Я не сопротивлялся этой силе, сопротивляться ей бесполезно. Я даже не сделал ни единого шага, поскольку в Оси нет расстояний и здесь не нужно делать шагов. Я просто разжал пальцы, положив кристалл на безобразный алтарь, с которого взял его полтора столетия назад.
Древние были правы: Земля действительно стоит на спине Великой Черепахи. И неважно, что на самом деле шар Земли кружится в вечной пустоте; если не будет Черепахи, Земля рухнет внутрь себя, обратившись в дым и хаос. А я, ничтоже сумняшеся, сорвал с места основание Земли, положил его в карман и ушел, довольный своим геройством.
И теперь, сокрушенный и униженный, я принес камень обратно.
Не знаю, что делали подземные жители, увидав возвращенное сокровище. Может быть, они прыгали, извивались и ликовали по-своему. Быть может, лежали ниц, не смея встопорщить усов. А возможно, просто удовлетворенно хрюкнули и продолжили заниматься
Кто знает, когда ползучие кобольды сумели бы найти возрожденный зародыш, возможно, к тому времени ни под землей, ни на поверхности было бы уже невозможно жить. Но у меня хватило силы исправить зло, которое я причинил в те времена, когда считался светлым магом.
Вернув кристалл, я забился, словно волосатый кобольд, в свою нору и неделю пил без просыху. Фляжка поила меня самой горькой водкой, но это было ничто по сравнению с той горечью, что жила в душе.
Проснувшись в очередной раз, я привычно прильнул к волшебной фляге и содрогнулся от неожиданно кислого вкуса. Более злого кваса пробовать мне еще не доводилось. Глоток зверского пойла продрал меня изнутри, заставив мгновенно вытрезвиться. Разумеется, фляжка была тут ни при чем, не та это вещь, чтобы управлять владельцем и указывать, что ему пить. Просто я сам понял: пора возвращаться к жизни, и таким варварским способом рассеял алкогольный дурман.
Во время моего запоя Тюпа исправно дважды в день подметал полы и, вопреки приказанию, поддерживал огонь в очаге, так что особого урона жилище не претерпело. Хотя, возможно, начав мерзнуть, я сам приказал Тюпе заняться очагом. А что касается колдовства в пьяном виде, то я, как всякий человек, не склонный к самоубийству, давным-давно заблокировал у себя эту способность.
Теперь я был способен смотреть в лицо правде и глотать горькие пилюли. И, войдя в Ось, я отправился в Истельн, в самую столицу, куда прежде остерегался заглядывать.
Оглядев город с высоты птичьего полета, я не обнаружил никаких разрушений. Дома немногих горожан, осмелившихся выступить на моей стороне, оставались целыми, и старые хозяева жили в них по-прежнему. Каюсь, я почувствовал нечто вроде разочарования, обнаружив, что Галиан предусмотрительно отказался от репрессий и не стал наживать себе дополнительных врагов. Во время беспорядков наколдованные солдаты Галиана не вмешивались в столкновения между людьми, а всего лишь следили, чтобы в городе не начались погромы и пожары. И, разумеется, Галиан не стал никого преследовать… Это было умненько с его стороны. Мое отношение к Галиану не улучшилось, но признать за ним некоторые способности пришлось.
Во дворце — в моем бывшем дворце! — в этот день проходил прием, и я имел удовольствие взглянуть на Галиана в торжественной обстановке.
Великий Галиан оказался плюгав и даже на троне выглядел не государем, а лавочником. Окружающие этого не замечали, обманутые несложным колдовством, но я-то видел истину! Галиан изо всех сил тщился выглядеть величественным и уверенным, но сквозь важные жесты и веско роняемые слова просвечивали тревога и недоумение. Еще бы, все его проекты заканчиваются удачно, но идут не так, как было задумано. Кобольды ушли с серебряных приисков, но ни одна ловушка не сработала, а часть и вовсе пропала, как не было. А что касается отмели с самозародившимся там маяком, то Галиан, конечно, делал вид, что все так и было задумано. Он даже наколдовал сотню бочек смолы, чтобы поддерживать огонь в пасти своего окаменевшего зверя. Люди Галиану поверили, но ведь самого себя не обманешь. И Галиан, сохраняя уверенный вид, на самом деле мучился злейшей из пыток — неизвестностью.