Журнал «Если» 2010 № 3
Шрифт:
По команде каждый из нас занес свою часть питона над водой и отпустил. Тварь и несчастный Яртатгурк, болтавшийся как хвост летучего змея, исчезли в фонтанах жижи. И тут же прудик заполнился шипящей бурой пеной.
— Питоны, — просипел Маккабби, когда чуть отдышался, — ненавидят воду похуже кошек.
Все племя анула, как я теперь заметил, сгрудилось на противоположном берегу прудика и внимательно следило за происходящим округлившимися глазами.
— Если бы ты меня спросил, — сказал Маккабби, передохнув, — я затруднился бы сказать, кто кого удерживает под водой.
— Пожалуй, хватит, — постановил
Мы зашли в жижу по пояс и, после того как нас немного потрепало, исхитрились схватить скользкие кольца и вытащить рептилию назад на берег. Яртатгурк, как мы с удовольствием отметили, поднялся вместе с ней, зажатый в извиве хвоста.
В какой-то момент наша самодельная дамба рухнула. Грязевую известку понемногу размыла вода, которую дамба запирала всю ночь и все утро. Теперь же коловращение в прудике опрокинуло ослабленную конструкцию, и собравшаяся вода с шипением изверглась разом. Это, вероятно, усмирит истомившихся бингхи-бангхов ниже по течению, подумал я, если, конечно, первая великая волна не утопит всех до единого.
Купание поубавило змее прыти, но не намного. На этой стадии битвы, пока силились обездвижить переднюю часть твари, мы с Маккабби обзавелись многочисленными синяками и ссадинами. Яртатгурк мало чем нам помогал, так как совершенно обмяк и, зажатый в свободно мечущемся хвосте, был бит, как дубинка, об окрестные деревья и бугры.
— Пора ему ее убить, — крикнул я Маккабби.
Аборигена носило мимо нас, и Маккабби старался разобрать его едва слышное бормотание, но наконец доложил:
— Он говорит, ничто не может доставить ему большего удовольствия.
Наша фантастическая битва продолжалась еще какое-то время, пока не стало очевидно: в ближайшем будущем Яртатгурку убить монстра не под силу, и я воззвал к Маккабби за советом, что делать дальше.
— Буду держаться, насколько смогу, — проревел он между проклятиями и уханьем. — А ты беги за моим мешком. Достань пистолет. Пристрели животину.
Я побежал, но с недобрым чувством. Я боялся, что мы, белые люди, вероятно, бессознательно выставляя на показ наше превосходство, слишком уж вмешиваемся в эту церемонию и своим вторжением лишаем туземцев возможности постичь ее мистический смысл, какой они способны в нее вкладывать.
Вернулся я тоже бегом, обеими руками сжимая пистолет. Питон как будто оправился от испытания водой и мотался энергичнее прежнего, временами поднимая в воздух обоих мужчин. Во всей этой сумятице я трясущимися руками прицелился и… выстрелил Яртатгурку в ногу.
Он не пожаловался сразу (хотя, думаю, не преминул бы, имей такую возможность), но его взгляд был красноречивее любых слов. Я едва не расплакался, прочтя в нем глубокое во мне разочарование. Такой взгляд отрезвил бы любого, но, полагаю, даже самый вдохновленный свыше наставник хотя бы раз в своей карьере с подобным сталкивается. Никто из нас не совершенен.
Тем временем Маккабби вышел из потасовки. Выхватив у меня пистолет, он разрядил его в безобразную голову рептилии. Потом долгое время мы стояли, опираясь друг на друга, и устало сипели, а туземец и питон лежали бок о бок и подергивались.
С облегчением сообщаю, что рана Яртатгурка была несерьезной. По сути, он больше пострадал от пребывания под водой. Маккабби поводил его обмякшими руками вверх-вниз, чем
Из пистолета двадцать второго калибра, по всей очевидности, вылетает исключительно маленькая пулька, и моя чисто прошла через ступню Яртатгурка, даже не задев сухожилия. Поскольку свинец в ране не остался и сама она свободно кровоточила, на мой взгляд, не было причин для мучений, хотя он очень мучился — долго и громогласно, едва успел прийти в себя.
Я решил дать дурачку немного отдохнуть под ухаживания его хлопочущих соплеменников. Теперь я уже настолько увяз в церемонии, что решил: еще чуточка вмешательства не повредит. Поэтому я сам взялся выполнить следующий шаг ритуала: установить «подобие радуги» из травы над покойной змеей.
Безуспешно проковырявшись с этим проектом значительное время, я вернулся и в отчаянии сказал Маккабби:
— Всякий раз, когда я стараюсь согнуть траву в дугу, она просто рассыпается у меня в руках.
— А ты чего ждал? — ядовито ответил он. — После восьми-то гребаных месяцев засухи?
Еще один факт (как и высохший водоем), который я не смог примирить с сообщением Фрейзера. Если трава достаточно сухая, чтобы требовать вызова дождя, то она слишком суха, чтобы согнуться.
Но тут меня посетило озарение, и я пошел посмотреть на грязь из нашей недавней запруды. Как я и надеялся, там имелась редкая поросль, хорошенько напитавшаяся влагой в течение ночи. Повыдергав все, что смог найти, я связал добычу в неряшливую «радугу» собственными шнурками. Этот похожий на подкову предмет я установил над шеей мертвого питона, придав ему вид такой же задорный, как у скакуна на круге победителей.
Очень довольный собой, я вернулся к Маккабби. Вместе с остальными анула он соболезновал Яртатгурку, который, по всей видимости, пересказывал всю историю своей раненой ноги с того дня, как она появилась на свет.
— Теперь скажи ему, — попросил я, — что от него требуется только спеть.
Впервые Маккабби как будто не хотелось передавать мои распоряжения. Он посмотрел на меня кисло. Потом заложил руки за спину и, задумчиво расхаживая взад-вперед по берегу прудика, забормотал что-то себе под нос. Наконец он пожал плечами, издал короткий невеселый смешок и опустился на колени, чтобы прервать лепечущего Яртатгурка.
Пока Маккабби в общих чертах излагал следующую и последнюю стадию церемонии, Яртатгурк постепенно приобретал вид стреноженной лошади, которую просят самой себе сделать харакири. После показавшейся мне непростительно долгой конференции между этими двумя Маккабби подытожил:
— Яртатгурк просит его извинить, Преп. Он говорит, в последние несколько дней он слишком много думал. Сперва ему пришлось медитировать над природой бус, которые ты ему скормил. Потом размышлять над сожжением бингхи-бангхами его бороды, на отращивание которой у него ушло три года и которая сгорела за три секунды. Потом над тем, что его раздавило в кашу, на три четверти утопило, на девять десятых забило до смерти, а потом еще и копыто ему продырявили. Он говорит, его бедный, недоразвитый черный мозг так полон пищи для ума, что она просто вытеснила слова всех песен.