ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г.
Шрифт:
— Нет… — пробормотал он.
— Да, — поставила она безжалостную точку и сжала его колено. — Или же мы можем отыскать компромисс. Отдай оружие, открой все замки, а затем постарайся сделать все возможное, чтобы превратить этот бардак в более или менее сносное существование для всех нас.
— И что я получу взамен?
— Доживешь до старости. И если с этого дня ты станешь исключительно хорошим человеком, то твои внуки, возможно, простят тебе содеянное. А если тебе повезет больше, чем ты того заслуживаешь, то они, может быть, тебя даже полюбят.
Когда Кале исполнилось четырнадцать, ее церковь
В день свадьбы прихожане получили последнюю возможность увидеть, что было приобретено на их пожертвования. Несколько тысяч человек выстроились в длинные терпеливые очереди, все в стерильных перчатках и фильтрующих масках, на ногах пластиковые бахилы. Зачем рисковать — вдруг животные подхватят какую-нибудь болезнь или споры грибковой ржавчины попадут на стальной пол? Молодые пионеры стояли в пересекающихся коридорах — невесты в белых платьях, женихи в аккуратных черных костюмах, все в масках и перчатках. Одним из преимуществ, достигнутых после семнадцати предыдущих миграций, стало то, что большинство инфекционных заболеваний осталось в прежних мирах. Лишь простуды и небольшие инфекции, вызванные мутирующими стафилококками и стрептококками, все еще были проблемой. Но оставалась надежда, что именно эта миграция станет золотым моментом и человечество наконец-то избавится от этих недомоганий.
Самые юные невесты были лишь на несколько лет старше Калы, и она была знакома с ними достаточно близко, чтобы немного поговорить, прежде чем произнести стандартную прощальную фразу: «Будь благословенна в новом мире».
Маски всех девушек намокли от слез. У каждой имелась своя причина плакать, но их истинных чувств Кала угадать не могла. Некоторые, возможно, упивались своей временной славой, в то время как другие рыдали просто от волнения, оказавшись в центре внимания. Наверняка лишь считанные невесты искренне любили своих будущих мужей, большинство же расценивало этот акт как священную миссию. Находились и те, кто испытывал откровенный ужас: немногие — и самые умные, — наверное, проснулись сегодня утром и поняли, что они обречены, потому что их завлекли в огромное и опасное предприятие, к которому они не готовы.
Неподалеку от величавого пробойника — то есть на почетном месте — стояла девушка по имени Тина.
— Желаю и тебе вскоре обрести новый мир, — напутствовала она Калу сквозь мокрую маску.
— А ты будь благословенна в своем.
К эмиграции Кала не проявляла никакого интереса. Но что еще она могла ответить? Тине вскоре предстояло исчезнуть, а она всегда была приветлива с Калой. Названная в честь Первой Жены, родившей сына Первому Отцу, Тина была невысокой, полноватой и далеко не красавицей. Зато ее отец был священником, и что еще важнее, ее бабушка предложила внушительное приданое семье, которая приняла ее внучку. Знала ли невеста об этих политических сделках? Если и знала, то какое это имело значение? Сейчас Тина выглядела искренне воодушевленной происходящим — хихикая, она привлекла Калу и как лучшая подружка спросила:
— Правда, сегодня замечательный день?
— Да, — солгала Кала.
— А завтрашний будет еще лучше. Согласна?
Массовую свадьбу проведут сегодня вечером, а на рассвете большой пробойник споет прощальную песнь.
— Завтра все будет иным, — согласилась Кала, внезапно устав от этой игры.
Позади Тины, обернутая в толстый пластик, покоилась библиотека будущей колонии. Десять тысяч классических работ, вытравленных на листах закаленного стекла толщиной в волос, что гарантировало им десять тысяч лет сохранности в любых погодных условиях и при частом пользовании. Среди них имелись писания каждого Отца и «Заветы пятнадцати Жен», а также копии древних учебников еще со Старой Земли, оказавшихся среди вещей будущих жен Первого Отца. Поскольку язык за это время успел измениться, тексты пришлось перевести. Кала успела просмотреть немало из них, в том числе введения в экологию и философию, толстые истории нескольких ужасных войн и удивительную небылицу под названием «Прохиндей Финн».
Тина заметила, что ее юная подруга разглядывает библиотеку.
— Я не любительница читать, — призналась простушка. — В отличие от тебя, Кала. Но я тоже везу с собой книги. — Над маской были видны только карие глаза невесты, а темные брови прибавляли им загадочности. — Спроси, что я взяла.
— И что ты взяла, Тина?
Девушка перечислила несколько ничем не примечательных названий. А затем после драматической паузы добавила: — И еще я взяла «Долг Евы».
Калу передернуло.
— Только никому не говори, — попросила девушка.
— Да зачем мне говорить? В сундучке невесты ты можешь везти все, что захочешь.
«Долг…» был популярен среди консервативных верующих. Историки утверждали, что он был написан безымянной женой во втором новом мире — святой, умершей во время родов пятого сына, но оставившей после себя послание от одного из добрых Божьих ангелов: страдание облагораживает, жертвенность очищает, и если твои дети пройдут там, где прежде не ходил никто, то никакие муки в твоей жизни не были напрасными.
— О, Кала, мне всегда хотелось узнать тебя получше, — продолжала Тина. — Ты ведь такая красивая девушка… и умная. Ты же и сама это знаешь, правда?
Кала не нашлась с ответом. Тина сжала руку Калы:
— У меня две книжки «Долга…». Если хочешь, одну я подарю тебе.
— Нет.
— Но ты подумай.
— Нет. Мне не нужна эта проклятая книга, — процедила Кала, вырвала руку и торопливо ушла.
Тина уставилась ей вслед, и недоумение в ее глазах стало уступать более тонким эмоциям.
Кала ощущала взгляд, жгущий шею, и ей было немного стыдно за то, что она испортила последние минуты расставания с подругой. Но боль оказалась недолгой. В конце концов, она вела себя вежливо. А все испортила эта дура.
В «Долге…» утверждалось, что мечта каждой женщины — уступить одному великому мужчине. Кала прочла несколько отрывков, и этого ей вполне хватило. Неуклюжая и безжалостная суть дурацкой старой книги заключалась в том, что одна идиотка нашла-таки своего великого мужчину и делала все возможное, чтобы спать с ним, даже если это означало, что его тело предстояло делить с тысячью других жен. Лучшие историки пришли к единогласному выводу: эта книга никакое не Божье откровение, она даже не надиктована каким-нибудь захудалым ангелом. Это фантазии сексуально озабоченного мужика, записанные давно и уже неизвестно когда, но в которые все еще верят дураки.