Журнал «ЕСЛИ» №7 2007г.
Шрифт:
— Митрошка, что с тобой? — спросил Званцев.
— Живут же люди, — сказал Митрошка. — Невероятно интересной жизнью живут. А мы… Камни, температура лавы… Интенсивность выбросов… Тьфу!
— Какая муха тебя укусила? — удивился человек.
Митрошка медленно помигал глазами, меняя напряжение в подсветке, будто хотел видеть сквозь Званцева.
— Ты бы слышал, что он несет, — сказал Дом. — Я его иной раз даже понять не могу. Вроде бы все слова русские, но непонятны, словно Митрошка на каком-то неведомом
— Митрошка, ты с нами разговаривать не хочешь? — поинтересовался Званцев.
— А о чем с вами базар вести, фофаны бестолковые? — помедлив, ответил робот. — Чего пустую бодягу гнать?
— Не понял, — сказал Званцев. — Ты на каком языке изъясняешься?
— На родном, — ответил Митрошка. — На том самом, на котором нормальные пацаны, настоящие бродяги базар ведут.
— Ни черта понять не могу, — сказал Дом.
— Может, сбой программы? — предположил Званцев. — Глюки?
— Не похоже, — усомнился Дом. — Я его вчера заставил ко мне подключиться, протестировал все — мозги работают, как часы и даже лучше.
— Не забивай человеку баки, Дом, — влез в разговор Митрошка. — У него и без твоих объяснений бестолковка болит! Бьешь понт, точно ты и в самом деле лепила. Званцев, играй ушами в мою сторону, мы с тобой непонятки сами без тупья разберем.
— Надо на завод сообщить, — сказал Дом. — Пусть его специалисты посмотрят. Я ведь и в самом деле не профессионал, мог чего-то и не заметить.
Митрошка встал.
— Пора лыжи делать, — не глядя на Дом и Званцева, заявил он. — Зекать вас, гундосых, не могу. Ни хрена вы в нормальном базаре не петрите.
Званцев ему не препятствовал.
— Дом, — тихо сказал он. — Пусти за ним Наличность. Надо же посмотреть, от кого он такого нахватался.
Наличностью звали малоразмерного кибера, которого пускали для закупки разных мелочей или продуктов, а также в случаях, если кому-то надо было лично передать послание, невозможное в электронном виде.
— За товарищами следить… — начал Дом.
— Дом! — повысил голос человек.
— Да уже, уже, — с досадой отозвался Дом. — Хотя нам с тобой, Званцев, это чести не делает.
Митрошка неторопливо прошелся по парку.
Летящую в стороне Наличность он не замечал, двигался по аллее, явно уже обозначив для себя конечную цель маршрута.
— Давно с ним это? — спросил Званцев.
— Третий день, — прикинул Дом. — Вроде бы все нормально, железобетонные плиты ему на голову не падали, под излучение не попадал, сидел дома, материалы последней экспедиции обрабатывал. Были у него соображения о типах базальтов в рифтовых трещинах. Ни с того ни с сего… Может, внешняя инфекция? Подключился где не надо, поймал червяка, а? Может такое быть, Званцев? С ним раньше такое случалось?
— Ты же знаешь, что нет, — сказал человек. — Включи связь с Наличностью, посмотрим, что там Митрошка поделывает.
Митрошка подошел к скамейке в сквере. На ней сидел старый и довольно странный человек с изрезанным морщинами лицом и пустыми, выцветшими глазами. Чем-то это лицо было знакомо Званцеву.
— Привет, кореш! — поздоровался Митрошка.
— Здоров будь, бродяга, — ответил мужчина. — Кандехаешь куда или корефана ищешь?
— Еще побазарить захотел, — сказал Митрошка. — Складно песни поешь. Кем по жизни был?
— Клюквенником, — признался мужчина. — Слыхал про таких?
— Сурьезная профессия, — сказал Митрошка.
— А ты калякаешь по-рыбьи, — одобрительно кивнул мужчина. — Захарчованный чумак. Давно таких не встречал. Чалился?
— Бог миловал, — солидно отозвался Митрошка.
Мужчина поднялся и неторопливо пошел по аллее, постукивая перед собой тросточкой. Митрошка пристроился рядом.
— Хорошие у тебя кони, — сказал мужчина Митрошке. — Ступаешь, а не слышно. Корье пьешь?
— Чистенькая слаще, — отозвался тот.
— Ты слышишь, Званцев? — вздохнул Дом. — Вроде все слова знакомые, а вместе не складываются. На каком же языке они говорят?
Званцев задумался. Чем-то знакомы ему были эти слова, когда-то, он был уверен в этом, Званцев даже слышал их, но при каких обстоятельствах и от кого, вспомнить не мог.
— И ведь человек этот не иностранец, — заключил Дом. — Он здесь часто отдыхает. Пенсионер и инвалид.
— Инвалид? — не понял Званцев.
— Ну, ты же тросточку видел, — объяснил Дом. — Слепой он.
— А зовут его Витя Усарь, — уже уверенно сказал Званцев. — Живой еще. Я думал он давно умер.
— И ты знаешь, на каком языке он с нашим Митрошкой разговаривает?
— Это не язык, — сказал Званцев. — Это воровской жаргон. Я его в детстве слышал. Феней называется. Вором был в молодости Витя, а потом полжизни в тюрьме просидел. Выпустили, когда посчитали, что он уже общественной опасности не представляет. А в прежние времена он пацанам такие песни пел, так заливал, все пытался приохотить их к воровскому миру! Сам его слушал.
— Жулик? — переспросил Дом. — Ну, тогда наш Митрошка от него нахватается!
На аллее между тем Витя Усарь предавался воспоминаниям.
— …Шесть деревяшек древних мы тогда взяли. Наш король двинул кони в столицу, скинул эти доски немчуре, так веришь, Митроха, мы на эти бабки два года гудели, батончикам сиськи тискали.
— Дурной пример заразителен, — сказал Званцев. — Надо его от этого старичка отвадить, собьет он нашего Митроху с честной научной дорожки. Он же слепой, не понимает, что с роботом разговаривает.