Журнал Наш Современник №10 (2001)

Журнал Наш Современник

Дезертировав самым бесстыдным образом в очередной раз, Шмидт впоследствии так оправдывает свой поступок: “Мне часто думается, что Россия не позволит меня предать смертной казни... Я пойду на смерть спокойно и радостно, как спокойно и радостно стоял на “Очакове” под небывалым в истории войн градом артиллерийского огня. Я покинул “Очаков” тогда, когда его охватил пожар и на нем нечего было уже делать, некого было удерживать от панического страха, некого было успокаивать. Странные люди! Как они все боятся смерти. Я много говорил им, что нам смерть не страшна, потому что с нами “правда”. Но они не чувствовали этого так глубоко, как я, а потому и дали овладеть собой животным страхом смерти...” Нормальному человеку трудно представить, как мог Шмидт столь беспардонно расхваливать себя и свое очередное бегство и при этом одновременно столь цинично отзываться о людях, пошедших за ним.

Он спустился на миноносец и, бросив на произвол судьбы “Очаков”,

на полном ходу попытался вырваться из Севастопольской бухты, держа курс в открытое море. Существует мнение, что Шмидт хотел уйти в Турцию. Едва миноносец отошел от борта горящего крейсера, как на “Ростиславе” подняли сигнал: “Пойти под корму адмирала”. Таким образом Шмидту предлагали, в какой уже раз, не подвергая более риску человеческие жизни, сдаться. Но “красный лейтенант” сигналу не внял. Миноносец дал полный ход и помчался на выход из бухты. После этого по нему последовало несколько точных выстрелов. Остановлен поврежденный миноносец был брандвахтенным судном напротив Приморского бульвара. Сам Шмидт на допросах утверждал, что ему надо было для чего-то попасть в Артиллерийскую бухту. Однако последнее вызывает сомнение. Берега Артиллерийской бухты были к этому времени уже заняты верными правительству войсками, и Шмидт об этом был прекрасно осведомлен. Если он шел туда, значит, бросив “Очаков”, он шел сдаваться? Но с таким же успехом он мог сдаться и “Ростиславу”.

Если взглянуть на дислокацию кораблей в Севастопольской бухте на момент боя и маневрирования Шмидта на миноносце № 270, то “турецкий план” побега выглядит достаточно вероятным. Для этого ему надо было просто вырваться из Севастопольской бухты, причем сделать это было лучше всего двигаясь именно вдоль Приморского бульвара и Артиллерийской бухты, подальше от орудий Константиновского равелина, скрываясь за дымом расстреливаемых кораблей. Выскочив из бухты, быстроходному кораблю было легко затеряться в просторах Черного моря. Там миноносец можно было искать с таким же успехом, как иголку в стоге сена.

Едва Шмидт бежал с “Очакова”, как часовые, сторожившие заложников, сразу же бросились их расстреливать. Был ли на это приказ Шмидта, доказать на суде не удалось. Однако кто как не Шмидт руководил захватом заложников, а затем все время грозился их казнить! Кроме этого, уже перед самым началом боя Шмидт зашел к заложникам и с явным пафосом заявил им: “Иду принять смерть вместе с вами!” Смысл фразы звучит весьма двояко. Во время расстрела был убит кондуктор Журавкин, тяжело ранен капитан 1-го ранга Матюхин и еще два офицера. Однако офицерам все же удалось воспользоваться паникой и полной деморализацией команды, вырваться наружу, спустить красный флаг и поднять вместо него белую скатерть. При этом подавляющая часть команды им в этом не только не препятствовала, а, наоборот, исполняла их приказания. Брошенные на произвол судьбы “красным лейтенантом” и попавшие под обстрел, люди сразу же стали дисциплинированными и исполнительными. Едва над мачтой мятежного крейсера был поднят белый флаг, обстрел “Очакова” был немедленно прекращен.

Что касается Шмидта, то надо отдать ему должное: план побега был продуман и организован блестяще. “Красный лейтенант” не учел только меткости стрельбы черноморских артиллеристов. Думается, что у Шмидта все бы получилось, но в самый последний момент миноносец был поврежден точным выстрелом с броненосца “Ростислав” (при этом ни один человек на борту миноносца не был даже ранен!), а затем и перехвачен брандвахтенным судном. При этом Шмидт даже не пытался сопротивляться, хотя на миноносце имелись самодвижущиеся мины (торпеды) и мелкокалиберные орудия. В отчаянную атаку на броненосцы мог выходить кондуктор Сиротенко на “Свирепом”, но лейтенант Шмидт на подобное способен не был. “Красный лейтенант” к этому времени вообще, видимо, утратил всякую волю и находился в полной прострации. При первичном осмотре судна Шмидта, впрочем, не нашли, но затем он был извлечен из-под металлических палубных настилов-паел, где самым постыдным образом прятался. На незадачливом командующем была уже матросская роба, и он пытался выдавать себя за ничего не понимающего кочегара. Однако, несмотря на эти ухищрения, он был сразу же опознан. Пленника немедленно доставили на Графскую пристань. Существует устойчивое убеждение, что там морские офицеры публично надавали ему пощечин. Но это не соответствует истине. Лейтенант Ф. Карказ “лишь размахивал кулаками перед лицом Шмидта”, что признает и сам “красный лейтенант” (Карказа за это расстреляют в 1918 году). Дело в том, что, помимо всего прочего, офицеры Черноморского флота были возмущены тем, что отставной лейтенант самовольно нацепил на себя никогда ему не принадлежащие погоны капитана 2-го ранга, а кроме этого, собирался поднять на своем корабле и вице-адмиральский флаг!

Плененного Шмидта разместили на броненосце “Ростислав”. О нескольких часах своего пребывания там Шмидт оставил весьма подробные воспоминания. Читая их, просто невозможно не понять, что написаны

они человеком с явно ненормальной психикой. Шмидт подробнейшим образом описывает, кто, что и когда ему говорил, какое было выражение глаз говоривших, сильно возмущается, что ему не дали вымыть перемазанное углем лицо и руки, не напоили сразу же горячим чаем, ...не пригласили отобедать в кают-компанию, не переодели в чистую одежду, отобрали папиросы и спички, не дали сыну подушку. Однако признает, что по его требованию с сожженного (!) “Очакова” ему все же позднее привезли чистую одежду (как после этого поверить в то, что крейсер был полностью сожжен!). Затем Шмидту разрешили и умыться и накормили. Обо всем этом “красный лейтенант” пишет с чисто немецкой педантичностью, однако ни словом не упоминает о десятках только что погибших по его воле людей, словно их никогда не существовало. Шмидт занят исключительно своей особой. Один из офицеров Черноморского флота вспоминает, что, когда Шмидта привезли на броненосец “Ростислав”, матросы броненосца, взбешенные предательством “красного лейтенанта” по отношению к их собратьям, брошенным на “Очакове”, хотели его расстрелять. Спасло Шмидта только вмешательство офицеров.

Отмечу еще один факт, который по странной случайности так и остался вне поля зрения наших историков. Лейтенант Шмидт несколько месяцев, пусть формально, но все же командовал миноносцем № 253. Казалось бы, что команда этого миноносца должна была первой пойти за своим революционным командиром. Однако этого так и не произошло. Миноносец № 253 остался верен присяге и не участвовал ни в июньских событиях в Одессе, хотя и находился совсем рядом, ни в ноябрьском восстании в Севастополе, хотя к этому времени корабль перешел туда на зимовку. Возникает вопрос: почему? Ответ, думается, прост: команда слишком хорошо знала своего “странного” командира, чтобы верить его словам и идти умирать за его амбиции.

Затем был громкий судебный процесс и расстрел Шмидта на пустынном острове Березань. Небезынтересен доклад премьер-министра С. Витте Николаю Второму о психической ненормальности Шмидта: “Мне со всех сторон заявляют, что лейтенант Шмидт, приговоренный к смертной казни, психически больной человек, и что его преступные действия объясняются только его болезнью... Все заявления мне делаются с просьбой доложить о сем вашему императорскому величеству...” На письме резолюция Николая Второго: “У меня нет ни малейшего сомнения в том, что если бы Шмидт был душевнобольным, то это было бы установлено судебной экспертизой”. Но дело в том, что психиатрической экспертизы произведено не было. Ни один из психиатров не согласился ехать в Очаков для освидетельствования Шмидта. Почему? Скорее всего, потому, что за создание мифа о герое взялись эсеры, а с их боевиками шутки были плохи. Живой Шмидт был одесскому комитету теперь не только не нужен, а даже опасен. Зная психическое состояние Шмидта, от него можно было ожидать чего угодно. Шмидт свое дело сделал и теперь должен был уйти. Однако Петр Шмидт все-таки добился своего — о нем заговорил весь мир!

Расстрелом “мученика совести” руководил бывший однокашник Шмидта по Морскому корпусу старший офицер канонерской лодки “Терец” капитан 2-го ранга Ставраки. Понять его в общем-то, видимо, можно... Судебный процесс вызвал много шума среди тогдашних демократов. Пресса вовсю поносила за жестокость официальную власть, а Шмидта объявили совестью нации и буревестником грядущих потрясений. Одновременно эсеры вынесли и свой смертный приговор вице-адмиралу Чухнину. Во время судебного процесса объявилась и недавняя знакомая Шмидта госпожа Ризберг, которая, узнав о происшедшем, немедленно приехала в Очаков из Киева и вела переписку со Шмидтом до последнего дня. Ну а как отнеслась к случившемуся родня Шмидта? Позор произошедшего был настолько велик, что сводный брат Шмидта, герой Порт-Артура, был вынужден сменить фамилию и отныне писался везде как Шмитт. Что касается дяди-адмирала, то старого сенатора известие о содеянном его непутевым племянником полностью парализовало.

Из отчета вице-адмирала Г. Чухнина императору Николаю Второму: “Мятеж подавлен благодаря своевременно принятым мерам, но это далеко не значит, что все уничтожено на корню. Вне сомнений, начнется новая работа тайных партий... Мы победили здесь революцию, за что на наши головы посыпятся проклятья со всех сторон, во всех газетах и устно на всех перекрестках. Но не возвысятся русские голоса в одобрение или поддержку борцов за целостность государства. Все русское общество парализовано, в этом вся опасность. Деятельны и не покладая рук работают для разрушения государства одни инородцы при помощи русских же людей... Русских людей... евреи ведут к междоусобной войне, к самоуничтожению, на чем они хотят устроить свою силу. Все это понимают, но нет величия духа для противодействия. Необходимо открыть карты, чтобы государство знало, куда идет. Надо объявить государство в опасности...” Что и говорить, очень неглупым и очень дальновидным человеком был вице-адмирал Григорий Иванович Чухнин! А такое не прощается. Именно потому дни Чухнина были уже сочтены.