Журнал Наш Современник №12 (2001)
Шрифт:
СССР, хотя формально и продолжал существовать, не только не использовал своих возможностей для того, чтобы осадить США, но и реально способствовал расширению сферы влияния своего былого противника и обретению войной совершенно нового качества. А формальная опора на ООН и СБ показала, что с концом “Ялты и Потсдама” началась неизбежная эволюция этих международных организаций, отражавших структуру и баланс сил, сложившихся после Второй мировой войны, и с изменением этого баланса неотвратимо меняющих свои функции.
Прежде всего по этим своим характеристикам, а не только по числу вовлеченных в конфликт стран, произведенным разрушениям и числу жертв война эта и заслуживает данного ей этого определения субмировой. Ведь
Парадоксальным образом эту интуитивную догадку сброшенного в бездну отчаяния рядового разгромленной армии подтверждает холодный анализ одного из американских генштабистов: “Мы всего лишь применили военную доктрину, разработанную для войны с советскими вооруженными силами. На протяжении всей своей карьеры я готовился к этой войне, и разница заключалась лишь в том, что изменилась территория. Мы готовились сражаться в Европе” (Eric Laurent. Guerre du Golfe. Les secrets de la Maison Blanche, t. II, Olivier Orban, 1991, p. 338).
* * *
То, что цели США вовсе не состояли в урегулировании конфликта, уже в начале 1991 года было совершенно очевидно. Об этом говорили как практическое их неучастие во всех попытках найти мирное решение, так и, в особенности, масштабы направленной в зону Залива армады — самой крупной со времен войны во Вьетнаме. А это могло означать одно: что грядущую операцию США и их союзники изначально моделировали как призванную решать глобальные проблемы, как это было и во Вьетнаме. С той лишь разницей, что если тогда речь шла о противостоянии “мировому коммунизму” и СССР как его персонификации, то теперь, ввиду явного ухода СССР (и России) с арены мировой истории как соперничающего центра силы, на передний план выдвигалась иная задача: овладения высвобождающимися сферами влияния (а там и — поэтапно — частями самого советского наследства) и придания новых функций международным организациям, прежде всего ООН и СБ, с целью превращения их во вспомогательные инструменты регулирования в желаемом направлении энергоресурсных потоков и обслуживания глобальных проектов США, возникающих в новых условиях.
Кстати, о том, что цели войны вовсе не состояли в разгроме “чудовища” Саддама Хусейна, достаточно откровенно пишет и представитель династии Саудидов, принц Халед ибн Султан ибн Абд Аль-Азиз, в 1990—1991 гг. занимавший пост командующего Объединенными вооруженными силами и театром военных действий (разделяя эти функции с Норманом Шварцкопфом) и считающийся одним из архитекторов победы сил Коалиции: “Откровенно говоря, победа над Саддамом не была главной задачей, поставленной перед нами кризисом. Учитывая огромную мощь Коалиции, это было легко сделать. Эта война явилась одной из немногих в истории, когда мы были абсолютно уверены в исходе еще до ее начала. (Мне любопытно было узнать, что книга, посвященная войне в Заливе, написанная группой американских офицеров и изданная канцелярией начальника штаба армии США, называлась “Верная победа”).
На мой взгляд, главное, что требовалось доказать, — ведь на наш провал именно в этом и рассчитывал Саддам, — это возможность обеспечения слаженной работы всех членов Коалиции без трений и раздоров...” (Генерал Халед ибн Султан. Воин пустыни. М., 1996, с. 254. — Курсив мой. — К. М. ). Иными словами, главным фактором и следует считать, впервые со времен окончания Второй мировой войны, возвращение на авансцену самого феномена Коалиции, причем на сей раз не имеющей хоть приблизительно равного соперника и, через ООН и СБ, получившей некие псевдосакральные полномочия на вершение “правосудия” и осуществление селекции в масштабах планеты. Со времен Древнего Рима и классической Pax Pomana человечество еще не сталкивалось ни с чем подобным, а прецеденты Наполеона и Гитлера предстают на этом фоне лишь весьма приблизительными набросками.
Эту специфику войны в Заливе, которая в нашей историографии до сих пор остается как-то в тени, генерал Халед настойчиво подчеркивает и в эпилоге своей книги, где с большой настойчивостью отстаивает ее уникальность, несводимость к каким-либо аналогам: “...Война в Заливе, — пишет он, — представляла явление уникальное. Она совсем не походила на конфликты, сотрясавшие наш регион и прилегающие районы за последние десятилетия... Кризис в Заливе не был похож ни на классические, ведущиеся в традиционной форме, войны между государствами, ни на национально-освободительные войны, ни на борьбу на этнической или религиозной почве, ни на конфликты малой интенсивности, опустошившие многие части “третьего мира”.
Война в Заливе представляла собой нечто совсем иное. На стороне Коалиции главным действующим лицом была сверхдержава (курсив мой. — К. М. ) и были задействованы новейшие технические средства — спутники, самолеты “Стелс”, крылатые ракеты, запускаемые с подводных лодок, — т. е. системы, оперировать которыми могла лишь сверхдержава. На другой стороне находился абсолютный диктатор, правитель относительно небольшой страны “третьего мира”, обладавший благодаря предшествующей войне с Ираном неоправданно большой — хотя и не слишком современной — военной машиной, которую он использовал для совершения опрометчивого акта агрессии...” (там же, стр. 439).
Эту, вторую, часть пассажа, можно оставить без комментариев, ввиду ее очевидной банальности и стереотипности портрета Хусейна. А вот указание на сверхдержаву как главное действующее лицо всей коллизии исключительно важно. Да, именно война в Заливе — в той форме, которую она приняла и которая стала возможна только вследствие капитуляции СССР — позволила США сделать первый и важнейший шаг к разворачиванию проекта пирамидальной глобализации, с единственной сверхдержавой на вершине этой пирамиды как генератором и координатором всего процесса.
А то, как именно собиралась отныне действовать “единственная сверхдержава”, прекрасно характеризует один эпизод, относящийся к самому началу войны.
После первой ночи бомбардировок один из журналистов на пресс-конференции офицеров Коалиции в Саудовской Аравии спросил офицера, ведущего брифинг: “Участвовали ли В-52 в бомбардировках? — Офицер ответил утвердительно, вызвав ужас у журналиста: — Но не думаете ли вы, что это несоизмеримо? Это как если бы хотели убить комара с помощью молотка. — На что офицер ответил, широко улыбаясь: — Но ведь это исключительно приятно — убить комара”. (Eric Laurent, соч. цит., с. 209—210.)