Журнал Наш Современник 2006 #3
Шрифт:
Белецкий был в курсе происходящего в социал-демократических кругax, в значительной степени через своих агентов. Одним из них был член ЦК РСДРП, депутат 4-й Государственной Думы Роман Вацлавович Малиновский. Он информировал Белецкого, например, о том, как по поручению Ленина под именем Эйвальда ездил в село Зуево на границе Владимирской губернии приглашать депутатов от рабочих на конгресс в Кракове. Речи Малиновского в Государственной Думе, составленные им самим, Лениным и другими революционерами, до произнесения читал и редактировал Белецкий — директор Департамента полиции. Степан Петрович считал это своим профессиональным успехом. Джунковский, как пишет он в своих воспоминаниях (Д ж у н к о в- с к и й В. Ф. Воспоминания. Москва. Издательство им. Сабашниковых. 1997, т. 2, стр. 80-81), узнав об этом, уговорил Малиновского оставить свое депутатство в Думе и заплатил ему 6
…В июне 1913 года при Департаменте полиции проходило Особое совещание для рассмотрения вопроса о мероприятиях по борьбе с преступностью, упорядочению уголовного сыска и развитию планомерности его организации. Степан Петрович председательствовал и вел заседания съезда. Участники обсуждали и проблемы политического сыска, подготовки кадров, укрепления законности и прав личности. Решения съезда должны были лечь в основу готовящегося закона “О неприкосновенности личности”.
Ежедневно директор департамента докладывал своему шефу о работе съезда. Несмотря на свое недоброжелательство к Белецкому, Джунковский был доволен. Однако конфликт между ними продолжал нарастать. К разногласиям прибавилось покровительство В. Ф. Джунковского иностранным промышленникам, особенно немецкого происхождения, имевшим германское подданство. Приближалась война с Германией, размещение оборонных заказов именно на этих предприятиях казалось Белецкому недопустимым. Он был активным сторонником отечественного, русского предпринимательства.
С наступлением нового, 1914 года Джунковский решил, как он пишет сам, “похоронить Белецкого, для чего окончательно заручился поддержкой министра внутренних дел Маклакова” (т. 2, стр. 283). Он хотел даже перевести ненавистного своего соперника в низший класс Табели о рангах и отправить генерал-губернатором в Вологодскую губернию. (Судьба порой совершает немыслимые повороты: именно в Вологду сослали потом сына Степана Петровича — моего отца…)
Привести свои планы в исполнение Джунковскому удалось лишь частично: Белецкого из Департамента полиции перевели, но не понизили в звании, а назначили сенатором. Степан Петрович был недоволен, тосковал, сердился без причины на домашних. Он привык жить в напряжении, азартно. Ему не хватало работы, ответственности и, наверное, власти, вкус которой он уже испробовал. Ему исполнилось только 42 года, и он жаждал деятельности. Жаловался родственникам и знакомым: “Не могу примириться, что моя жизнь пройдет между сенаторским кабинетом и домашним халатом”.
…3 августа 1915 года член Государственной Думы А. Н. Хвостов выступил со знаменитой речью “По поводу немецкого засилья и неправильных действий правительства вообще и товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского в частности”. Хвостов заявил, что фракция правых поручила ему создать две новые комиссии: по борьбе с немецким засильем во всех областях русской жизни и комиссию о постоянно растущих и ставших уже непомерными ценах на предметы первой необходимости. Он умело использовал свои козыри, приводя чудовищные факты о размерах немецкого землевладения в России, количестве промышленных предприятий, принадлежащих людям немецкого происхождения, немецких банках, о лицах германского подданства, которые, несмотря на военное положение, “остаются на своих pyкoвoдящиx мecтax, чeмy способствует политика охранных органов и самого товарища министра внутренних дел генерал-майора Джунковского”. Не буду более подробно останавливаться на этой широко известной речи, встреченной в Думе бурными аплодисментами и поддержкой патриотически настроенного населения. Скажу только об итогах. Джунковского с позором снимают. Министром внутренних дел назначен Хвостов, товарищем министра — Белецкий, Степан Петрович получает также в свое управление корпус жандармов и Департамент полиции. Идет 1915 год.
Как встретил мой дед свое новое высокое назначение? Что хотел предпринять, чтобы переломить революционную ситуацию, сохранить монархию? Вот письменное свидетельство его самого. “Время, в которое мне пришлось состоять в должности товарища министра, было переходное. Война затянулась, надежды на скорое и победоносное окончание ее несколько затуманились, патриотический порыв поостыл, частые наборы влекли за собой некоторое раздражение в народных кругах; расстройство транспорта и падение рубля отразились, в связи с причинами политико-экономического свойства, на недостатке в крупных центрах предметов первой необходимости, кое-где начались бабьи голодные бунты, пораженческое движение в рабочей среде увеличилось, недовольство мероприятиями правительства усилило оппозиционное настроение больших общественных кругов. Антидинастическое движение начало просачиваться в народные массы — даже в таких местах, где и нельзя было ранее предполагать, как, например, в области войска Донского”.
Я цитирую записки моего деда, сделанные им в тюрьме, в печально знаменитых “Крестах”, куда он попал после Февральской революции. Там он написал свои воспоминания о Григории Распутине — первое подробное достоверное свидетельство об этой одиозной личности. Сведения, изложенные им в этих записках, использовали потом все кому не лень, нигде, впрочем, не ссылаясь на автора, а иногда и пиная его самым недостойным образом. Не говоря уже о том, что интерпретацию фактам, приводимым Белецким, давали совершенно чуждую авторской — взять хотя бы отношения Распутина c царской семьей.
Но о Распутине чуть позже, а пока о том, что собирались делать Хвостов и Белецкий на своих новых постах… Разработанная новыми назначенцами программа “сводилась к стремлению усилить, с одной стороны, наблюдения за революционными организациями, не внося излишнего раздражения постоянными и массовыми арестами, зорко и неустанно следить за общественным движением, стараясь по возможности излишним стеснением свободы их деятельности не раздражать общественных кругов, наладить по возможности отношения с прессой, а с другой — усилить и широко распространять в массах патриотические издания, обрисовывающие царственные труды на войне государя и наследника и августейшие заботы государыни Александры Федоровны как по уходу за ранеными, так, главным образом, по Верховному Совету в сфере обеспечения участия и дальнейшей судьбы жертв долга и их семей, а также по созданному ею по докладу А. Н. Хвостова комитету по заботам о наших военнопленных за границей, где товарищем был кн. Голицын, впоследствии председатель совета. Распространять среди рабочих издания о роли рабочей массы по снабжению боевыми припасами нашей армии, внести порядок в вопросе заботы о беженцах, стремиться помочь беднейшему населению в получении в крупных городах (главным образом в столицах) предметов первой необходимости, усилить надзор за немецким засильем и переходом земли в руки русских подданных (отражение речи А. Н. Хвостова в Государственной Думе по этому вопросу), не стеснять излишними формальностями получение учащейся молодежью свидетельств о благонадежности и т. п.”.
Белецкий искренне и, как выяснилось, наивно, утопически надеялся, что, осуществив эту программу, можно будет избежать переворота, сохранить монархию, без которой oн не мыслил судьбу России. Он работал по 12 часов в сутки, но никто не видел его усталым. Ему сорок три года, у него отменное здоровье…
Бурная деятельность Белецкого приводит к тому, что его начинает опасаться его непосредственный начальник министр Хвостов. Он хочет сменить заместителя, пускается в интриги. В результате оба лишаются своих постов. Николай II подписывает указ о назначении Белецкого иркутским генерал-губернатором с оставлением в звании сенатора. Хвостов снова становится членом Государственной Думы. Отношения между ними окончательно испорчены…
В семье Белецких по поводу нового назначения опять разногласия. Ольга Константиновна, всегда относившаяся весьма настороженно к Департаменту полиции и вообще ко всему Министерству внутренних дел, в восторге. Иркутск — большой красивый город, генерал-губернатор — хозяин колоссального края — ему подчинены восемь губерний. Жить будут в просторном особняке, почти дворце. Оклад государь дал в 58 тысяч рублей в год, выше министерского. Радуются и дети, с удовольствием разглядывая только что сшитый генерал-губернаторский мундир отца. А тут еще какой-то сибирский золотопромышленник присылает новому хозяину края прекрасный прибор из серебра: тяжелые фигуры сибирских казаков, сделанные на заказ. Дети не понимают, почему отец приходит в бешенство и отсылает подарок.
Белецкий не хочет ехать в Сибирь, заранее зная, что будет там скучать по бурной политической жизни столицы. Если уж становиться генерал-губернатором, то по крайней мере Великого княжества Финляндского. Об этом заходит разговор перед императором и его супругой. Николай II внимательно выслушал просьбу, но ничего не ответил.
Степан Петрович тяжело переживает случившееся, он обижен и просит государя уволить его с должности иркутского генерал-губернатора. Николай II подписывает указ, по которому Белецкий остается на государственной службе, но только как член второго департамента Правительствующего Сената. Степан Петрович убежден, что виной всему интриги Хвостова.