Журнал Наш Современник 2006 #5
Шрифт:
В 10 или 11 лет вернулся с летних каникул от своих бабушек — а их было две, и обеих звали Мария, — с крестиком на шее.
Я пыталась его убедить снять крестик — больше всего я боялась насмешек. Он не спорил. Просто сказал, что крестик ему не мешает. Он по-прежнему занимался спортом, общался с друзьями. Может, стал более сосредоточенным. Тогда я подумала, что в мой дом пришла беда. Это потом я поняла, какой цвет и запах у настоящей беды.
У Жени был свой мир, куда он не пускал даже меня. Друзья с ним считались, прислушивались к его взрослости, к его пониманию жизни. И в любой компании как-то незаметно он становился лидером”.
В июне 1995 года Женю призвали в армию.
Он попал служить в пограничные войска. Прислал первое письмо восторженное: “Мама, я не просто солдат, я пограничник”. За полгода, освоив в Калининградской учебке курс молодого бойца, рядовой пограничной службы Евгений Родионов в числе других трехсот солдат дал согласие на службу в “горячих точках”.
“Несмотря на мои уговоры не ехать туда, на то, что там были уже и раненые и пленные, он очень по-взрослому, но вместе с тем как-то необыкновенно ласково и дружески обнял меня и сказал: “Мама, кто-то же должен и там служить. Почему ты думаешь, что другой матери меньше жаль своего сына? А плен — это уж как повезет”. А потом он улетел, и я долго не знала куда. Его единственное письмо я получила из Владикавказа. “Мама, какие здесь красивые горы — писал он. — Когда я отслужу, мы с тобой приедем сюда отдыхать, здесь так красиво!”. Он даже не предполагал, сколько раз потом я увижу эти горы всякими: и красивыми, и тревожными, и мрачными, и враждебными”.
Ко дню рождения, к 17 января, Любовь Васильевна получила от него письмо со стихами:
С днем рожденья тебя поздравляю,
Моя милая, нежная мать!
Ты меня извини, дорогая,
Что тебя не могу я обнять.
Я тебе много счастья желаю,
Чтобы много ты лет прожила,
Чтоб всегда ты была молодая,
И всегда чтоб со мною жила.
Поздравляю тебя, моя мама,
Я словами от чистой души.
Много счастья желаю, здоровья,
Ты сто лет для меня проживи.
И еще тебе, мама, желаю,
Чтобы старость тебя не брала,
Чтоб всегда ты была молодая
И всегда чтоб со мною была!
И до сих пор мать все задает себе вопрос: “Со мною — это где: на этом свете или на том?” и не находит ответа…
В ночь с 13 на 14 января 1996 года в составе 479-го пограничного отряда особого назначения 3-й мотоманевренной группы он улетел в командировку в Чечню. Спустя годы я узнала, что на том месте, откуда они уходили на границу, был когда-то мужской монастырь. Он уходил на смерть со святого места, не будучи монахом, а будучи солдатом, рядовым.
Кто-то большой и важный в Москве тогда провел жирную красную черту по территории Чечено-Ингушетии, назвал эту черту административной границей и поставил там пограничный спецназ: проверять машины, не пропускать наркотики, оружие, боеприпасы, боевиков и в то же время не раздражать так называемое мирное население. Возможно ли это в условиях войны, когда единоверцы — чеченцы и ингуши — многие связаны родственными, соседскими связями?
ВЫБОР
А ровно через месяц, в ночь на 13 на14 февраля 1996 года, на пограничном блок-посту в селе Галашки, на границе Чечни и Ингушетии, их было в наряде четверо: младший сержант Андрей Трусов, рядовой Игорь Яковлев, рядовой Александр Железнов, рядовой Евгений Родионов. Через их пост часто проезжал медицинский “уазик”, который в армии называют “таблеткой”. К нему успели привыкнуть. В ту роковую ночь, когда ничего не подозревающие солдаты подошли проверить эту машину, из нее выскочила дюжина вооруженных до зубов боевиков. После короткой неравной схватки ребят
“Мальчишки, — продолжает Любовь Васильевна, — 3 месяца в учебке, 3 месяца спецподготовки, а потом сразу в пекло. И дали им приказ выполнять свой долг, то есть проверять машины. А там шла война! И это была единственная “дорога жизни” для боевиков!
Сейчас, спустя годы, я даже не знаю, кого я больше ненавижу — тех, кто лишил Женю жизни, или тех, кто предал его, кто бросил на поругание, на издевательство! На сто дней и сто ночей страшного, как история показала, самого страшного, плена — чеченского.
Я знаю, что это такое. Я знаю, как больно, когда тебе ломают позвоночник, отбивают прикладами все, что можно отбить. И никогда не пойму, даже если проживу три жизни — как можно называть себя воинами аллаха, при этом отрезая головы нашим пленным солдатам, не развязав им рук…”
Ровно сто дней и сто ночей Женя и его товарищи были в плену. Голод и холод, побои, унижения и пытки. Пытались “кавказские пленники” бежать. Об этом свидетельствует отогнутый угол решетки окна полуподвала, где держали пленников. Но побег не удался. До сих пор на стенах и на полу видны следы запекшейся крови, на потолке крюк, с которого свисают цепи. И каждую минуту этот ад может прекратиться: только вскинь руку, крикни: “Аллах акбар!”, возьми оружие и стреляй в своих же — тех, с кем вчера вместе ходил в дозор, ел кашу из одного котелка; и останешься жив, и тебя не тронут, а, наоборот, будут называть братом и сытно кормить!
“Я никогда не пойму, за что они так отнеслись к Жене, — продолжает Любовь Васильевна. — Если перед тобой враг — убей его. Но им-то нужно было сломать. Не смогли… Я горжусь Женей, потому что он встретил смерть, глядя ей в глаза. Ему было ровно девятнадцать. Рядом с ним не было меня, не было офицеров, не было старших товарищей, но он сделал свой выбор, погиб достойно…”.
Убили пленников 23 мая 1996 года, в день рождения Жени. Смакуя подробности и упиваясь собственной безнаказанностью, рассказывал матери об убийстве сына сам убийца в присутствии возглавлявшего комиссию по розыску военнопленных полковника Вячеслава Пилипенко и представителя ОБСЕ гражданина Дании Леннарта. “Ты вырастила борзого сына! — кричал убийца. — Он не хотел подчиняться. Так будет с каждым, кто не подчинится нам!” Перед смертью бандиты дали Жене Родионову последний шанс: если он отречется от веры и от матери, а затем расстреляет своих товарищей, ему сохранят жизнь. Не став предателями, погибли все четверо пограничников. Евгению Родионову заживо отрезали голову. В тот день ему исполнилось 19 лет.
МАТЬ
16 февраля 1996 года, когда Женя еще был жив и так возможно было его спасение, Любови Васильевне Родионовой в Курилово пришла телеграмма: “Сообщаю, что Ваш сын Родионов Евгений Ал. самовольно оставил часть 14/02/96. Прошу Вас принять меры к возвращению. Полковник Буланичев”. Мать не поверила. Честный, принципиальный, верный данному слову Женя дезертировал?! Ради чего? У него были нормальные отношения с товарищами и командирами, он хорошо служил. Эта телеграмма перевернула ей душу. В первую чеченскую войну подобные телеграммы получали многие семьи солдат-срочников. Отметка в личном деле военнослужащих “CОЧ” (самовольное оставление части) была типичной: боясь ответственности, командование частей скрывало, что их солдаты в плену, лгало, называя их дезертирами. Той же ночью Любови Васильевне приснился тяжелый сон, и пришло предчувствие надвигающегося несчастья. Утром пришел милиционер, стал искать “дезертира”. Две недели Любовь Васильевна звонила, посылала телеграммы в эту часть. Ответа не было. Тогда, бросив все, она поехала в Чечню.