Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
Мой брат Дмитрий Петрович Лобанов более двадцати лет служил в ракетных войсках на Украине, сейчас живёт в Воронеже. Решил побывать вместе с ним в городке его офицерской молодости у брата его жены, благо - билеты льготные, - с будущего года никаких льгот фронтовикам, как и всем другим. Приехали в Жмеринку. Вечером приходит сосед, украинец, бывший идеологический работник, учился в Москве, в партшколе. И первое, о чём заговорил: Россия устроила в начале 30-х годов "голодомор" на Украине, от голода умерло 17 миллионов. Я не выдержал и сказал: а у нас, в Москве, есть могучий статистик Солженицын, который называет цифру жертв большевизма в 70-90 миллионов человек. Гость воспринял это вполне серьёзно. Украина, видимо, действительно становится другой, более далёкой от России. Рвутся в Европу, где в официальных
Дорогой отец Феодор, вчера у меня был разговор с директором издательства "Ковчег" Сергеем Владимировичем Тимченко (моим бывшим студентом). Я рассказал о Вас, и он просил передать, что может посылать церковную литературу - лично Вам или же монастырю - в качестве благотворительности. Вышли великолепные издания "Жития и творения русских святых", "Беседы русских старцев" и т. д.
Поздравляем Вас, дорогой батюшка, с Новым годом, с Рождеством Христовым, с сердечным пожеланием Вам всех и всяческих благ.
М.Лобанов 25.12.2004
Мой дорогой отец Феодор!
Каждое утро в молитве за здравие всегда называю в числе самых дорогих для меня лиц Ваше имя. А потом в суете дневной, укоряя себя, что редко пишу Вам, оправдываюсь перед собой тем, что Вы всё понимаете. В последнее время был занят дипломными работами выпускников и набором нового семинара. Сколько пришлось перечитать, перелопатить рукописей, чтобы выбрать из этой массы что-то подходящее. А там ещё неизвестно, сколько авторов, допущенных к экзаменам, приедет, может быть, только треть. Лучшие-то могут и не приехать из самых дальних мест, как оттуда им выбраться в нынешнее-то время с такими ценами на билеты. Всегда меня огорчало, что многие даровитые и не приезжают. В этом году, может быть, как никогда раньше, через этих молодых людей наглядно открылось мне, что же происходит в сознании, психологии нового поколения от 17 до 25 лет. Это не "рождённые бурей", "прекрасным и яростным миром", а продукт того невиданного периода русской истории, который связан с так называемой "перестройкой", "реформами". Как юные незрелые души впитывают в себя ядовитые испарения, грязь, всё растлевающее в нынешней "общественной" атмосфере с её "свободой", культом всего низменного. Читаешь подряд "исповеди", и кажется, что видишь какую-то сексуальную саранчу. Где-то я читал у одного православного священника, что для него молодёжь - это больные люди, до которых не достучишься духовно. Кто-то скажет, что слова спорные, не все больные, но что больным можно сделать целое поколение (что и делается) - это очевидно. И всё же…
Один из поступающих в Институт - священник Горицкого женского монастыря города Кириллова Мокиевский Артур Васильевич. Представлены им две вещи: во-первых, отрывок из романа "Незавершённая литургия". Время действия - начало 20-х годов (при патриархе Тихоне). Талантливое описание литургии с пресуществлением хлеба и вина в Тело и Кровь Господне. Параллельно несколько утрированное описание вторжения комиссара во главе с красноармейцами в Храм с арестом в алтаре
священника Георгия. Другая вещь "И Святого Духа" - живописная картина трудовой поездки (священника и мирских лиц) в переполненном вагоне поезда в метельную ночь. И как симпатичен сам священник, обогревающий душевно народ свой неуныв-ностью, добрыми шутками.
Из произведений других абитуриентов - рассказ 18-летнего автора "Одиночество": письмо матери к сыну в Москву, пронзительно место, как она, бывшая музыкантша, кормит бродяг, одного из них сбивает машина. Рассказ другого автора - о бизнесмене времён "дефолта" 17 августа 1998 (ведь знает до точности даже день) - о его успехах в предпринимательской деятельности, крахе, после чего - "новые проекты". Есть и другие - вдумчивого, серьёзного взгляда на современную жизнь.
На днях на заседании приёмной комиссии руководители семинаров по всем жанрам высказывали свои впечатления о нынешнем наборе: состав поступающих, о чём пишут, особенности мировосприятия и т. д. Один выступающий впал в публичное уныние, от чтения многих рукописей у него руки опустились, не знал, что делать, "всё православие да православие". И сказал
И всё-таки "стены Литинститута" весьма далековаты от "стен Церковных". Как-то на узкой юбилейной пирушке у одного из литинститутских сотрудников - поэта, переводчика Микушевича я, может быть, излишне похвалил его за верность ортодоксальному православию - в отличие от "несчастного узника" Даниила Андреева с его фантастической мировой религией "Розы мира", и в ответ доцент нашего института Джамбинов по-петушиному клюнул меня за "православный фундаментализм". Вот ведь незадача, этот фундаментализм лепят к чему угодно - исламский, иудейский и т. д. И ничего, "звучит". А фундаментализм православный… сам язык русский не принимает эту нелепицу, отторгает её. Ибо то, что истинно, - не нуждается ни в каких "измах".
Приходилось мне и на защите дипломных работ моих семинаристов сталкиваться с такими "прогрессивными" оппонентами. А на этот раз, на заседании приёмной комиссии, я внёс некую порчу в благополучный разговор. Поскольку идеологией "новой демократической России" объявлено и с успехом реализуется право сильного, презрение к народу как к "быдлу", поскольку вся политика направлена на его уничтожение (о чём говорил и Патриарх Алексий Второй), то животрепещущая задача литературы, молодых писателей - активно противостоять этому людоедству, никогда не забывать о традициях нашей русской литературы с её защитой "униженных и оскорблённых". Говорил я не ради красного словца, а как человек уже старый, которого, можно сказать, сожрала литература (и как хотелось иногда ответить ей за это проклятьем), и как всё ещё живущий какой-то детской иллюзией в нужности слова, даже и в узком кругу, когда "чешется язык", а может быть, и рвётся надсадное в душе - оправдать как-то наше жалкое писательское звание каким-то серьёзным делом, хотя бы той же социальной, гражданской ответственностью, а не заниматься словесной игрой при нынешнем положении России. Простите, дорогой отец Феодор, за эти "литературные мелочи" в моём письме, но мне кажется, что в какой-то мере это Вам небезразлично как нашему выпускнику.
На днях выезжали с женой в подмосковный посёлок около Внуково, где снимаем в аренду в писательском шестиквартирном доме небольшую квартиру. Здесь есть храм Ильи Пророка, был построен в 1905 году, недавно отмечалось его столетие с приехавшим церковным начальством. Ещё несколько лет назад он был в запущенном состоянии, а сейчас его не узнать. Восстановлен он на деньги "бизнесмена" - женатого на русской женщине англичанина, приехавшего в Россию, заведшего здесь конное дело (племенное хозяйство). Долгое время супруги не имели детей, а когда появились дети - в благодарность за "услышанные молитвы" он и стал щедро помогать восстановлению храма.
Здешний храм, конечно, не так намолен, как наш - Михаила Архангела, - на юго-западе, в Москве. В Ильинском храме (на горке, откуда такой чудесный вид в сторону зелёной впадины, где расположен наш маленький писательский посёлок, ныне захваченный "новыми русскими" с их построенными здесь дворцами) прихожане из числа сельского населения - паства более "прозрачная", более открытая, кажется, и самими лицами. Здесь все знают друг друга, по возможности помогают, что и делает по доброте своей моя жена Татьяна.
Некоторое время в этом храме читал лекции философ-богослов С. Н. Катасонов. Какие лекции могут быть в храме, помимо проповедей батюшки? Но вот читал, прямо-таки как в университете с кафедры, и старушки покорно слушали его. Входил в церковном одеянии в алтарь с Библией в руках… Но вот что-то разладилось. Ушёл из
лекторства, не стал появляться в храме. Но вижу его сейчас в Москве, в нашем Храме Михаила Архангела, постоянно причащается. Но и "ничто человеческое ему не чуждо" - обратился ко мне с просьбой помочь ему вступить в Союз писателей России, что я и сделал как член приёмной комиссии (аж с 1960 года). Я прочитал подаренную им мне его книгу "Христианство, Наука, Культура" и увидел в ней не только образованность автора, но и его однодумье о христианстве, православии не как об учении, а как о жизни, о реальности, об онтологическом бытии.