Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
Такой подход, как нам кажется, очень многое проясняет. В наше время, когда хамство и наглость утверждают не только свою безнаказанность, но и правоту, мало кто отваживается столь определенно противостоять этому именно с позиций Православия. "Доброта вредит нераскаянному человеку"…
Хорошо, что это сказал старец Паисий. Его уж никак не упрекнешь в отсутствии истинной доброты и христианского смирения.
А в основе отношения к нераскаянному человеку (то есть к уверенному в своей правоте хаму!), которое предлагает современный либеральный гуманизм, лежит эгоистическое равнодушие. Оно, хоть и надевает на себя личину христианской любви, достаточно легко опознается по стилистике - исступленно-патетичной или слащаво-умильной.
И
– Авт.). Значит, неустанно, "до семидежды семи" прощай, если он, в свою очередь, столь же многократно готов раскаиваться, приходить с повинной.
Преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна явила пример величайшего прощения, придя к убийце своего мужа спросить, не обидел ли князь его чем-нибудь. Но увидев нераскаянность террориста, отошла от него и, вероятно, помогала ему, как и старец Паисий своим врагам, издалека молитвой, а не делала вид, что ничего не случилось, еще больше утверждая убийцу в сознании его правоты.
Ну а помогут ли молитвы обидчику раскаяться, и насколько "эффективно" кто молится, судить не нам. Это не как в классическом американском кино, где усилия положительного героя непременно венчает happy end. Если уж святые не всех вымаливали, если Самого Христа Иуда предал и не раскаялся, значит, не такая тут простая арифметика.
Людям же, которые, рассуждая о христианском всепрощении, не защищают обидимых и не призывают обидчиков к покаянию, необходимо, на наш взгляд, прежде всего потренироваться прощать своих личных врагов. А то нередко наблюдаешь странную (или, наоборот, естественную?) закономерность: такие "всепрощенцы" с легкостью готовы простить любые оскорбления, издевательства и даже злодейства - но только по отношению к другим. А вот за мельчайшие личные обиды они мстят с истинно ветхозаветной беспощадностью.
ЮРИЙ ЕМЕЛЬЯНОВ ВЕЧНАЯ ВОЙНА АМЕРИКИ
Из истории милитаризации США
Агрессоры и пацифисты
Еще задолго до того, как президент США Дуайт Эйзенхауэр заявил 17 января 1961 года о господстве "военно-промышленного комплекса в США", высшие военные чины и фабриканты оружия занимали значительное место в руководстве страны. О роли военных свидетельствовало то обстоятельство, что 14 из 44 президентов США служили в армии. При этом немало из них достигли генеральских чинов, начиная с первого президента США Джорджа Вашингтона. О том, что в США всегда почетом были окружены военачальники и те, кто служил в армии, свидетельствуют сотни памятников генералам и целым дивизиям в столице страны.
И в то же время особым престижем в Америке военная профессия не пользуется. Сравнивая отношение европейцев и американцев к службе в армии, английский историк Макс Хастингс писал, что всегда "существовало… резкое различие в настроениях по отношению к военной службе "лучших и светлейших" умов среди молодых людей в Америке и в Европе. В Америке за пределами нескольких тысяч "военных" семей военная карьера никогда не была почетной в европейском духе".
Во многом такое противоречивое
Многие видные писатели и деятели культуры США не раз выступали против агрессивных войн своего государства, обличая их несправедливый характер. После нападения США на Мексику в 1846 году известный писатель Генри Торо отказался платить налог в знак протеста против использования денег налогоплательщиков для ведения войны. Он был помещен в тюрьму, и когда его друг философ Ральф Эмерсон, навестив его, спросил: "Почему ты в тюрьме?", Торо ответил: "А почему ты на свободе?" Выйдя из заключения, Торо написал памфлет "О гражданском неповиновении", в котором резко осуждал войну против Мексики. Против этой войны высказались религиозные деятели. Священник Т. Паркер решительно выступил против "позорной войны" и осуждал всякого жителя Новой Англии, если он шел в армию, давал деньги на ведение войны или оказывал ей иное содействие. В ходе американо-мексиканской кампании возникло первое антивоенное движение в США.
Даже американские генералы, участвовавшие в американо-мексиканской войне, осуждали ее несправедливый характер. Генерал Улисс Грант писал: "Я считаю, что эта война была одной из самых несправедливых, которую когда-либо вела сильная страна против слабой".
С антивоенных позиций выступила оппозиционная партия вигов. Газеты вигов писали: "Всему миру известно, что мы обманули Мексику, что мы -грабители… Кто добровольно вступает в армию или голосует за ассигнование хотя бы одного доллара на войну, предает… права человечества. Всякий житель Соединенных Штатов, достойный американской свободы, должен драться на стороне мексиканцев и низвергнуть подлых, низких… корыстных захватчиков". Принадлежавший тогда к партии вигов А. Линкольн заявлял, что "кровь, пролитая в этой войне, обличает его подобно крови Авеля".
Однако вскоре проявились противоречия в самом антивоенном движении. Несмотря на оппозицию, виги в Конгрессе поддержали военные расходы.
Объясняя это, Линкольн говорил: "…Коль скоро война началась и стала делом нашей страны… мы не можем выступить против войны". Эта противоречивая позиция вигов способствовала тому, что правительство могло уверенно вести кампанию против Мексики. Подобные противоречия были характерны и для последующих антивоенных движений.
Во время американо-филиппинской войны в США вновь возникло антивоенное движение, еще более активное, чем во время американо-мексиканской войны. Была создана Антиимпериалистическая лига, в которой участвовали такие выдающиеся писатели, как Марк Твен, Генри Джеймс (последний заявил: "Пусть будут прокляты Соединенные Штаты за их подлое поведение на Филиппинских островах"), представители ряда профсоюзов и даже некоторые видные предприниматели, включая Эндрю Карнеги. Однако мотивы их выступлений были различными.
Представители американской интеллигенции были возмущены, прежде всего, вопиющим надругательством над моральными идеалами, в которые они искренне верили и которые проповедовали. В своем гневном фельетоне "В защиту генерала Фанстона" Марк Твен противопоставлял Вашингтона, Линкольна и Гранта генералу Фанстону, руководившему жестокими расправами над филиппинцами. Твен утверждал: "Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку, как натуру Вашингтона - к моральному золоту… Он имел врожденную склонность к гнусному поведению… И вот теперь, - писал Марк Твен, - натура Фанстона… возвращается домой учить наших детей ПАТРИОТИЗМУ!… Генерал станет для молодого поколения образцом, кумиром… Что нам делать, как бороться с этой катастрофой?"