Журнал "Наш Современник" #3 (2006)
Шрифт:
ПетрАркадьевич Столыпин, с его сильным, мужественным характером и яркими новымиидеями, казался придворным опасным, против него всячески настраивали государяНиколая Александровича. Мой папа вспоминал разговоры об этом своих родителей.Бывая у них дома, Петр Аркадьевич нередко сетовал, как трудно ему приходится вборьбе “с нашими милыми придворными господами, которые сами не знают, чтотворят”. Он подбадривал Белецкого, понимая, что тому тоже нелегко. А СтепанПетрович находился в постоянном страхе за жизнь Столыпина, приговоренноготеррористами к смерти. Мой папа вспоминал, как недоумевали и возмущались всемье, почему некоторые, даже “приличные люди” оправдывают террористов, зверскиубивающих не только намеченных ими деятелей, как правило, верно служившихРоссии, но и тех, кто просто попадался под руку: детей, слуг, случайныхпрохожих.
УбийствоСтолыпина в Киеве стало страшным ударом для России. Для семьи Белецких это былоглубоко личным горем, потерей близкого человека, Пётр Аркадьевич — крестныймоего папы. Особенно страдал Степан Петрович от мысли, что покушение можно былопредотвратить. Ползли упорные слухи — товарищ министра внутренних дел Курловзнал о готовящемся покушении через осведомителя полиции, но, не придавинформации значения, скрыл ее от департамента полиции и корпуса жандармов,шефом которых был.
В семьеБелецких траур. Степана Петровича не радует даже то, что его, вопрекипрогнозам завистников, что-де без Столыпина карьере его конец, назначают вфеврале 1912 года директором Департамента полиции.
Мой дедпринадлежал к когорте столыпинских деятелей, принципиально связавших своюсудьбу с судьбой монархии. Он был убежден, что самодержавие в России — основаеё сильной государственности, активно выступал против усиления иностранногокапитала в стране, всецело поддерживая отечественных, русских промышленников,чем вызывал гнев либералов. Он не изменил своим убеждениям после убийствасвоего кумира, поддерживал деловые отношения с правыми партиями,консерваторами. В доме бывали члены Государственной Думы Г. А. Замысловский, В.М. Пуришкевич, Н. А. Караулов, собиралась молодежь из Монархического союза.
Эти годыжизни Белецких в Петербурге запечатлелись в памяти моего отца наиболее ярко. “Снеизменным детским восхищением разглядывал я фигуру отца, когда в торжественныедни он надевал мундир со многими русскими и иностранными орденами, — записал онпотом в Вологде. — Поверх мундира полагалась красивая красная армейская лентасо звездой, а сбоку надевалась шпага с серебряными кистями. Обычные брюкизаменялись белыми с генеральским золотым позументом. На голову водружаласьтреуголка с золотым шитьем.
…Когда ввоскресные дни мы с отцом прогуливались по Летнему саду, я видел, как штатскиераскланивались, снимая шляпы, дамы улыбались, военные козыряли и вытягивалисьво фрунт…”.
Несмотря надворянское происхождение, высокое положение, жену “голубых кровей”, дед былудивительно простонароден. Взять хотя бы отношения его со своим денщикомНикитой. Приведу еще отрывок из записей моего папы.
“Отец непринимал посетителей на квартире, у него были приемные часы в Департаменте. Всеже некоторые посетители проникали в квартиру благодаря Никите. Никита началсвою службу у отца, когда тот был офицером и отбывал воинскую повинность.Никита сопровождал его во всех путешествиях, был искренне привязан к нему, чтоне мешало верному слуге шарить по господским карманам, присваивая себе мелочь,пить дорогое вино и пользоваться дорогими сигарами и папиросами. Никите былооколо шестидесяти, и остальная прислуга звала его почтительно “Никита АнтоновичМаленький”.
Мы, дети,любили Никиту. С малых лет он носил нас на руках, пел украинские песни,рассказывал сказки, у него было столько интересных для нас вещей: старыепогоны, открытки, разные форменные пуговицы. Любил Никита и поухаживать засоседскими горничными и кухарками, но всему предпочитал выпивку и трактир.“Пьешь ты, как лошадь, — ворчал отец, — сопьешься до белой горячки”. “Никакнет, ваше благородие, — отвечал твердо Никита, — разве казак с Полтавщины отгорилки хворобу получит?”.
Никитасчитал, что пропустить случай взять на чай является личным ущербом. Пока отецбыл дома, он, как Цербер, сторожил у дверей, и если просители были, по егомнению, “приличными” и совали ему в руку синенькую или красненькую, слезноумолял отца принять их. “Ваше благородие, там до вас бедная госпожа пришла,плачет как русалка, обливается слезами”. “Ой, Никита, — сердился отец, — опятьбарашка в бумажке получил”. Никита истово крестился на киот: “Единственно изжалости решился до вас допустить”.
Но отецНикиту любил и не мог без него обойтись. Когда он тяжело заболел, только Никитамог ему угодить, ухаживал, как за родным сыном, просиживал ночи напролет упостели больного…”.
Большойрадостью для всей семьи были приезды в Петербург с Украины матери СтепанаПетровича Анны Нестеровны; рано овдовев, она не чаяла души в сыне. СтепанПетрович всегда сам встречал ее на вокзале. Она приезжала нагруженная кульками,мешочками, баулами с вареньем, сушеными фруктами, маринадами, грибочками,огурчиками, наливками и, конечно, украинским свиным салом… С приездомукраинской бабушки в петербургской квартире становилось теплее и светлее. Онасразу забирала в свои руки хозяйство, пекла чудесные пышки с маком, готовилааппетитные закуски, хлопотала над украинскими борщами и варениками”…
…Иногда вкругу семьи Степан Петрович любил вечерами почитать стихи. Модные в то времясимволисты и декаденты его не волновали. Чаще других он читал Пушкина, Лермонтова(всегда напоминая о его родстве со Столыпиным), Тараса Шевченко и Некрасова.Ольга Константиновна подсмеивалась над этим странным выбором, но судовольствием слушала мастерское чтение мужа. Тараса Шевченко он читалнараспев, прикрыв глаза, а “Железную дорогу” Некрасова — с обличительнымиинтонациями. Декламировал всегда наизусть. Память у него была фантастическая.Он запоминал не только стихи и поэмы, но и даты, события, имена, фамилии,номера телефонов, указы, инструкции, целые страницы служебных документов.Работая, почти не прибегал к картотеке или разным справочникам, все нужноепомнил и так. Это качество, чрезвычайно полезное на службе, сыграло в жизниСтепана Петровича поистине трагическую роль. Он чересчур много знал и всепомнил. Компрометирующие документы можно выкрасть, архивы сжечь. Но какзаставить “забыть” что-либо руководителя политическим сыском страны, зная егохарактер? Его опасались и либералы, и консерваторы, и революционеры. Бывшиемонархисты после февраля семнадцатого года вытирали ноги о царскую семью,выдавая себя за либералов, а некоторые “революционеры” после Октября скрывалисвои прежние взгляды, а порой и принадлежность к осведомителям Департаментаполиции. При новых режимах он был обречен…
Служба С.П. Белецкого на посту директора Департамента полиции тоже проходила непросто. В1913 году товарищем министра внутренних дел и командиром Отдельного корпусажандармов назначается В. Ф. Джунковский, слывший либералом и в известнойстепени заигрывающий с социал-демократическим движением. На пост директораДепартамента полиции у него, естественно, был свой человек. Однако СтепанПетрович уже год служил директором и до этого более трех лет вице-директоромдепартамента, при его способностях глубоко вошел в курс всех дел, пользовался авторитетом.Найти весомые аргументы в пользу его замены было сложно.
Белецкийбыл в курсе происходящего в социал-демократических кругax, в значительнойстепени через своих агентов. Одним из них был член ЦК РСДРП, депутат 4-йГосударственной Думы Роман Вацлавович Малиновский. Он информировал Белецкого,например, о том, как по поручению Ленина под именем Эйвальда ездил в село Зуевона границе Владимирской губернии приглашать депутатов от рабочих на конгресс вКракове. Речи Малиновского в Государственной Думе, составленные им самим,Лениным и другими революционерами, до произнесения читал и редактировалБелецкий — директор Департамента полиции. Степан Петрович считал это своимпрофессиональным успехом. Джунковский, как пишет он в своих воспоминаниях (Д жу н к о в- с к и й В. Ф. Воспоминания. Москва. Издательство им. Сабашниковых.1997, т. 2, стр. 80-81), узнав об этом, уговорил Малиновского оставить своедепутатство в Думе и заплатил ему 6 тысяч рублей (годовой оклад). В качествесекретного сотрудника Департамента полиции Малиновский получал 500 рублей вмесяц. Затем Джунковский отпустил его за границу…