Журнал Наш Современник №4 (2002)

Журнал Наш Современник

Понятно, привычные организационные формы здесь не подходят. Да и не надо! Необходим поиск новых форм, живых связей. Первое, что приходит в голову — почему бы не превратить демонстрации оппозиции — которые год от года становятся все более заорганизованными и малочисленными — в народные карнавалы, где свое искусство покажут актеры, музыканты, спортсмены. Пусть не только сторонники левых — весь город готовится к ним как к красочному празднику. Столичная мэрия проводит свои карнавалы, раздавая огромные деньги халтурщикам со всей Москвы, а подчас и со всего света. А тут можно было бы обойтись минимумом средств, обеспечив несравненно более высокий уровень.

Приглядитесь, творческие люди и сами приходят

на демонстрации протеста. Там кто-то растянул баян, здесь пляшут, кто-то читает стихи. Развернули торговлю патриотической литературой. Но все это на птичьих правах, на обочине. Так пусть партия позовет их с обочины, включит в программу, да и саму программу выстроит как х у д о ж е с т в е н н о-п у б л и ц и с т и ч е с к о е д е й с т в о, а не как список речей с набором всем известных призывов. Почему бы в те же дни не провести семинары — не стариковские собрания с лозунгами времен XXVII партсъезда, а с тезисами, которые обсуждаются на знаменитых семинарах в ФИАНе. Не надо бояться за идеологическую чистоту — практически все обществоведческие семинары если не красные, так уж точно розовые. Почему бы не приурочить ко Дню Победы выставки художников-реалистов. Сама верность натуре, жизни, в ее подлинности и драматизме, сделала их оппозиционерами.

Повторю, это то, что сразу приходит на ум. Возможны и менее прикладные, более органичные формы взаимодействия. Десятки вариантов совместной работы. Пусть и партфункционеры поломают голову. Главное — такая работа необходима. Она избавит КПРФ от догматизма, от лозунговой политизированности. Она выведет коллективы энтузиастов из круга сугубо профессиональных проблем. Даст выход творческим силам народа. Убежден: если компартия (или любая другая) выполнит эту задачу, она сразу окажется в центре общественной жизни.

Однако пока политики и вопроса такого не ставят. А напрасно. Небезызвестные венгерские события 1956 года, испытавшие на излом тогда еще единую систему социализма, начались с творческих диспутов в скромном Обществе любителей поэзии Шандора Петефи…... В современной Германии, где националисты пользуются значительным (хотя и не афишируемым — по вполне понятным причинам) влиянием, их организационной базой являются спортивные клубы, хоровые ферейны и прочие чрезвычайно популярные в народе музыкальные общества. В Соединенных Штатах победившие на выборах республиканцы считают наиболее действенной силой не государственные институты, а церковные общины (на этом основывается доктрина “сострадательного консерватизма”).

Гигантский потенциал народной самодеятельности может быть использован не только в сугубо политических целях. Сообщества по интересам проникнуты творческим началом. Они — средоточие д у х а т в о р ч е с т в а, столь дефицитного сегодня. То, что многим из нас представляется занятием чудаков, на самом деле является проявлением бесценной энергии, без которой задыхается могущественное и самодовольное западное общество потребления.

Одна из завершающих глав книги Лестера Туроу “Будущее капитализма” пессимистически озаглавлена “Отсутствующая составляющая — будущее”. Горячий сторонник западной системы, Туроу предупреждает: “Чтобы капитализм мог действовать в течение длительного времени, он должен делать инвестиции не только в интересах какого-нибудь индивида, но и в долговременных интересах человеческого общества”. А это — с горечью отмечает американский экономист — противоречит базовым установкам капитализма. Для того чтобы выжить, требуется смена нравственной парадигмы.

“...…Будущий капитализм, — провозглашает Туроу, — должен будет перейти от идеологии потребителя к идеологии строителя”. Большего экономист, оставаясь в рамках своей науки, выговорить не может, но очевидно, что строитель — это т в о р е ц. Не случайно среди

необходимых ему качеств Туроу называет “радость творчества”, с англо-саксонским практицизмом ставя его в один ряд с “волей к завоеванию” и “стремлением строить экономическое царство”.

Должен признать, “волей к завоеванию” мы, современные русские, не обладаем. Да и возведение “экономического царства” не слишком привлекает. Впрочем, я и не уверен, что именно эти качества нужны для строительства будущего. Но в чем я безусловно согласен с Туроу — строителю необходима творческая сила, “радость творчества”. Более того, она является центральным, наиболее существенным началом в выстроенной триаде. Без нее голый экономизм и “воля к завоеванию” выродятся в элементарный грабеж — общепланетного масштаба. Кажется, в этом направлении и эволюционирует политика США.

В отличие от американцев и других людей Запада, мы, русские, наделены высшим, спасительным даром — творчества. Он так привычен для нас, что мы не замечаем его и, только столкнувшись с западными стандартами, обнару­живаем: мы — особенные. Мой знакомый, устроившись на работу в западную фирму, с недоумением и возмущением рассказывал, что хозяева отвергали все его попытки предложить самостоятельное решение даже в тех случаях, когда оно обещало очевидную экономическую выгоду. Боссы готовы были идти на убытки, но не допускали творческой инициативы снизу. В конце концов этот человек уволился: работа по готовым рецептам не доставляла ему удовольствия. Открыл собственное дело и преуспел.

Вспоминаю разговор с японскими профессорами. Представители цивили­зации, существенно отличающейся от западной, они восторгались русскими инженерами — именно за творческий подход к делу. Одновременно характеризуя своих рабочих как более дисциплинированных и квалифицированных, чем наши. В Японии — поясняли они — трудовая профессионализация начинается с младших классов, и навыки конкретных профессий отрабатываются до автоматизма.

Когда мы заговорили о культуре, и я по русскому обыкновению стал чрезмерно восторгаться чужеземной, японской, мои собеседники посмотрели на меня с недоумением. Один из них сказал: “Ну что у нас императорский дворец — palace, а у вас — Кремль!” Он так пренебрежительно произнес английское слово palace, как я понял, употребленное специально (разговаривали по-русски), и так восхищенно растянул, почти пропел: “Кре-е-мль!”, что у меня не осталось сомнения в искренности его чувств.

Россия, давшая миру Рублева, Барму, Аввакума, Пушкина, Достоевского, Толстого, Чайковского, Нестерова, действительно страна творчества. Даже сегодня, соблазненная Западом, почти отказавшаяся от родовых традиций, да и от самой себя. А вот объявили недавно по телевидению поэтический конкурс среди молодежи, и сорок тысяч (!) человек прислали свои стихи. Конечно, в подавляющем большинстве это просто рифмованные строчки. Но ведь западный человек не станет тратить времени на подобную “ерунду”. А русский подросток поколения “Pepsi” усердно складывает рифму к рифме: “Красиво!”

Чувство красоты и потребность творить ее в наших душах неистребима. Недаром немецкий мыслитель Вальтер Шубарт уподобил русского человека любимому ученику Христа — апостолу и евангелисту Иоанну (“личность иоанновского типа”) в противовес западному герою — энергичному и властному Прометею. Творческое начало — это то, что Россия может противо­поставить нарастанию энтропии, характеризующему состояние совре­менного Запада.

Именно Запад провозгласил концепцию “конца истории”. Именно здесь родились теории “золотого миллиарда”, “20:80”. В сущности эти теории — эгоистический социальный оргвывод из второго начала термодинамики. Человечество обречено, — утверждают эксперты Римского клуба, — но можно спасти избранных.