Журнал Наш Современник №5 (2003)

Журнал Наш Современник

Вся эта мысль очень верная, трудно ее высказать мне, не хватает слов и, м. б., понимания всей глубины этой идеи, сейчас, ночью, пришедшей мне в голову, совсем не от дум об искусстве, а из размышления о человеческих отношениях.

* * *

У Чайковского в музыке на первом месте чувствительный элемент, у Баха элемент рационализма (рационалистический элемент). В Моцарте можно отметить гармонию, можно говорить о гармонии между элементом чувствительным и элементом рациональным.

В Мусоргском же больше, чем в ком бы то ни было из композиторов новейшего времени, преобладает

элемент духовный.

Одной из основных тем его творчества, одной из основных проблем, его занимавших — была тема смерти, понимавшейся им как избавление, исцеление, покой, если можно сказать, обретение некоей гармонии. В этом смысле, как и во многом другом, Мусоргский наследник Сократа, Платона, Софокла, т. е. духа греков и совсем не европейцев.

Например, хотя в драмах (пьесах) Шекспира бесчисленное количество смертей, сама смерть (сущность этого явления) никогда Шекспира специально не занимала так, как она занимала, например, Мусоргского.

Мусоргский никогда, нигде не протестует против смерти. До этой пошлости, столь характерной для духа его времени, когда протестовали все против всего (смотри, например, у Достоевского — один из героев говорит: “Жалко, что мои отец и мать умерли, а то бы я их огрел протестом”7), Мусоргский никогда не опускался. Его повышенный интерес к смерти вполне в духе греческих философов. Только греки обладали цельным знанием, цельным ощущением мира , в котором воедино сливалось умственное (интеллектуальное), чувственное и духовное его восприятие. Таков был и Мусоргский.

Католической Европой же это цельное восприятие мира было утрачено, чему свидетельством является, например, романтизм с выходом на первый план чувственного восприятия мира; средневековая схоластика или современный интеллектуализм — увлечение материальной (скоропреходящей) сущностью вещей.

Для русской культуры, во всяком случае для некоторой ее части, характерны элементы, роднящие ее более, чем культуру современной Европы, с Древней Грецией. Эти элементы получены нами через православную веру, которая впитала в себя и древнюю греческую философию. Вот откуда платонизм у Мусоргского, Владимира Соловьева, у Блока и Есенина. Преобладающий элемент духовного начала в творчестве (Божественного).

Вот почему искусство этих художников трудно мерить европейской мерой. Вот этому искусству равно чужда и чувствительность, и схоластика, и даже пламенный рационализм Спинозы или Бетховена. Это искусство совсем не клери­кальное, не религиозное искусство с точки зрения культа, обряда, богослу­жения. Оно религиозно, священно, сакраментально в том смысле, как говорил Платон — что душа человека сотворена Богом — это та Божественная часть челове­ческого существа, которая способна общаться со своим творцом и одна лишь в человеке несет в себе подлинное, неизменное, вечное Божественное начало.

* * *

О русской душе и вере

Русская душа всегда хотела верить в лучшее в человеке (в его помыслах и чувствах). Отсюда — восторг Блока, Есенина, Белого от революции (без желания стать “революционным поэтом” и получить от этого

привилегии). Тысячи раз ошибаясь, заблуждаясь, разочаровываясь — она не устает, не перестает верить до сего дня, несмотря ни на что!

Отними у нее эту веру — Русского человека нет. Будет другой человек и не какой-то “особенный”, а “средне-европеец”, но уже совсем раб, совершенно ничтожный, хуже и гаже, чем любой захолустный обыватель Европы.

Тысячелетие складывалась эта душа, и сразу истребить ее оказалось трудно. Но дело истребления идет мощными шагами теперь.

* * *

5 марта 1976 г.

Читаю журнал “Наш Современник” № 3 1974 г.

Валентин Волков . “Три деревни, два села”. Записки библиотекаря. Дивная, прекрасная повесть8.

За последнее время появилась целая новая Русская литература. “Деревен­щики” (все почти из провинции). Но это совсем не “деревенщики”. Это очень образованные, тонкие, высокоинтеллигентные, талантливые как на подбор — люди. Читал — часто плачу, до того хорошо.

Правда, свободная речь, дивный русский язык. Это лучше, чем Паустовский, Казаков и др., которые идут от Бунина. А в Бунине уже самом слишком много от “литературы”. Больше, чем надо. Это скорее от Чехова, но непохоже, да и по духу — другое. Как и у Чехова — гармонично , т. е. и жизнь, и искусство слиты, соединены, не выпирает ни одно, ни другое. Дай Бог, чтобы я не ошибался, так сердцу дорого, что есть подлинная, истинно русская, народная литература в настоящем смысле этого слова.

Василевский “Ратниковы”9.

Виктор Астафьев 10.

Вас. Белов 11.

Евг. Носов (курянин! Дай ему Бог здоровья!)12.

Ф. Абрамов — ленинградец!13

Распутин , не читал, но все его хвалят14.

Чудесный, лиричный Лихоносов.

1) Люблю тебя светло. 2) Чистые глаза15.

В. Солоухин , прекрасный рассказ про И. С. Козловского, как он пел в пустом храме16. Наверное, есть и еще.

Господи! Я счастлив!

Главное, что это настоящая литература , т. е. знания жизни — много, а то сбивалось на “беллетристику” у Паустовского, Нагибина, Казакова или вовсе противное — у других авторов.

Что такое “сбивается на беллетристику”? Чувствуется, что — “придумывает”, хоть и талантливо, с фантазией, умело, “мастерски” и т. д., нет ощущения самой жизни, как будто бы это не сочинено, а прямо-таки описана жизнь, как это бывает у Чехова — гениальнейшего. Чехов разрушил конструкцию романа, которая к тому времени омертвела, стала условной , заметной при чтении. Он создал новую конструкцию: короткий рассказ, ибо без формы искусства быть не может.