Журнал «Полдень XXI век» 2010 (№ 7)
Шрифт:
– Прямо таки Валенок? – он улыбается.
– Прямо таки.
– Ладно. Понимаешь, ты был прав тогда, – улыбка сходит у него с лица. – Я не жилец. Мне не соскочить, никогда, да и смысла нет.
– Есть смысл, – говорю я. – Клянусь, есть. Доверься мне, я тебя вытащу. Я вытаскивал таких, как ты.
Он смотрит на меня исподлобья, долго. Потом спрашивает:
– Надо будет стучать?
Проклятье. Сколько раз я слышал этот вопрос.
– Сотрудничать, – говорю я. – Послушай, Артём, я не стану обещать тебе золотые горы. Я вообще обещать не
Если тебе станет плохо, ты можешь позвонить мне. Оставить сообщение в Чуме. Не мне, так другому. Мы не бросаем своих. Он сглатывает слюну.
– Как ты их называешь? Ну, этих. Которые соглашаются.
– Крестниками.
– Сколько крестников тебя кинули? Я чувствую, что начинаю краснеть.
– Много, – произношу я глухо. – Очень много. Наверное, каждый второй.
– В том-то и дело, – говорит он. – Я не кидаю. Никогда не кидал и не стану. Но если я соглашусь на… – он запинается, – на сотрудничество, мне придётся тебя кинуть. Мне не выбраться оттуда, понимаешь. Не соскочить. У меня ничего не осталось, только Чума. Я подсел на неё и думал: поиграю и брошу. Не вышло, меня затянуло, как и других. А потом меня подставили. Я дорос до десятой ступени, а один подонок на девятой, он обещал…
– Подожди, – прерываю я его. – Не рассказывай мне сейчас. Вот мой телефон. Выйдешь отсюда – позвони. В любом случае позвони, ладно? Я покажу тебе, как мы работаем. Покажу, что мы делаем. Что можно сделать. Потом решишь. Позвонишь?
– Хорошо, – говорит он. – Обещаю.
– Мне сказали, что сёстры тебя собирают, – говорю я Насте. – А они, по всему, отвели тебя в салон красоты.
Настя преобразилась. Она совсем не похожа на себя утреннюю. Передо мной стройная, уверенно держащаяся миловидная девушка.
– Я всего лишь одолжила немного косметики, – говорит она. – Я тебе нравлюсь?
– Да, – говорю я искренне и вновь краснею, как недавно с Артёмом. – Пойдём, машина во дворе.
– Что я должна буду делать? – спрашивает Настя, когда мы выезжаем на автостраду.
– Ничего. Пока ничего. Я не стану просить тебя никого подставлять или сдавать. За одним исключением.
– Вот как. Каким же?
– Настя, – говорю я. – Давай я не стану читать тебе морали и скажу напрямик. Ты ведь представляешь, чем мы занимаемся?
– В общих чертах.
– Хорошо. Меня интересует информация. На одного человека. Если, конечно, можно назвать его человеком.
– На императора?
– Да.
– Что тебя интересует?
– Всё. Всё, что ты о нём знаешь.
– Что ж… Это страшный человек.
– Я догадываюсь. Можно конкретней?
– Боюсь, что конкретики мало. Никто не знает ни кто он, ни где живёт, ни сколько ему лет. У него механический, пропущенный через преобразователь голос. А вот он… Он знает всё. Обо всех. Обо мне тоже. Знает, кто я. Где живу.
– Даже как выглядишь? Каким, интересно, образом?
– Однажды он велел мне явиться в одно достаточно пустынное место. Я пришла. Он проехал мимо на машине. Посмотрел на меня. И исчез. А возможно, это был и не он. А кто-то, меня сфотографировавший. Так он поступает со всеми, кого приближает. Это ужасный человек. Беспощадный. Он забавляется тем, что тасует людей. Как карты в колоде. Играет ими, жонглирует.
– Хороший мальчик, – говорю я. – Как он выглядит? Виртуально, разумеется.
– Так же, как его персонаж.
– Вот как? Кто же его персонаж?
– Он называет себя «товарищ Сталин».
В квартире у Насти даже не беспорядок – погром. Я ошеломлённо останавливаюсь на пороге. Как сказал бы Андрюхин – бардак с прицепом.
– Извини, не помню уже, когда делала уборку, – говорит Настя стыдливо. – Не до неё было. А потом – не успела.
– Ничего, – говорю я. – Ты уверена, что я могу войти? Сейчас самое время меня кинуть.
– Эх ты, Валенок. Я не кидаю.
Символично. Сегодня я слышу эти слова уже второй раз. Я вхожу, и Настя, взяв меня за рукав, тащит по коридору.
– Пожалуйста, не оглядывайся, мне действительно стыдно. Зато в спальне у меня полный порядок.
Спальней, впрочем, назвать это трудно. От неё в комнате лишь кровать в углу. В остальном это больше похоже на небольшой компьютерный центр.
Настя входит в сеть. На мониторе – заставка Чумы. Девушка вопросительно смотрит на меня.
– Я не стану мешать, – говорю. – Заходи, делай, что следует, на меня не обращай внимания. Ах да, одна просьба. У тебя сохранились его сообщения?
– Кого? Императора?
– Да.
– Конечно. В архиве. Правда, их немного, он предпочитает личные беседы.
– Совсем как покойный тёзка, – говорю я. – Скинь, пожалуйста, то, что есть, на флэшку. Я дома ими займусь.
Выхожу из спальни и принимаюсь за уборку. Часа три я драю полы, уничтожаю кладбища пыли и перемываю кордильеры посуды. Под конец чувствую, что устал как пёс и как он же голоден.
– И этого человека называют Валенком, – говорит смущённая Настя. – Я закончила, сейчас будем пить чай. У меня где-то должно быть печенье. И коньяк.
С хрустом уминаю коробку печенья. Чай никуда не годится, зато коньяк хорош.
– У тебя есть кто-нибудь? – спрашивает Настя. Давлюсь печеньем. Спешно запиваю его коньяком.
– Нет. Я один. С тех пор, как Вера… Ну, ты понимаешь. Были, конечно, связи. Кратковременные. А у тебя?
– Никого. И не было. С тех пор, как подсела на Чуму. Вторично давлюсь печеньем.
– Ты шутишь?
– Нет. У меня был парень. Тогда, девять лет назад. Мы встречались. Долго, больше года. Потом я забеременела. И он меня бросил. Ребёнок так и не родился, я не доносила, выкидыш на шестом месяце. К тому времени я уже подсела на Чуму. Тогда она спасла меня, я едва не наложила на себя руки.