Журнал «Вокруг Света» №01 за 1967 год
Шрифт:
Жуков растерянно кивнул. Он ждал не этих слов.
...До бухты Провидения я уже стоял на руле и впередсмотрящим. И вот теперь мне снова доверили самостоятельную вахту. Я сменил Жукова и встал за руль. Жуков отошел на шаг, закурил и встал так, чтобы видеть гирокомпас и то, как я буду вести судно. Курс 330. Подвижная шкала гирокомпаса все время на градус смещается. Судно заносит вправо. Я перекладываю руль.
— Много взял, — сообщает Жуков,
Я и сам вижу, что много. Сейчас прилажусь.
— Тебя как звать? — спрашивает Жуков. Я говорю.
— А тебя?
— Саня...
И спросил каким-то изменившимся голосом:
— Небось расспрашивать
Я пожимаю плечами.
— Значит, так. Самое первое — несчастная любовь. Не повезло, понимаешь, с первых шагов самостоятельной жизни. Свой скромный заработок я вынужден делить на три равные части и отсылать женам. У меня остаются деньги только на сигареты. Дальше. Я был в Арктике, в Антарктиде, в Ледовитом, Тихом, Атлантическом океанах. И еще:
если у соседки сбежало молоко — виноват Жуков.
Если туман в море — виноват Жуков, все ребята на судне остриглись — опять Жуков...
Я стоял у штурвала и думал: для чего он врет? Нервничает? Дурачится? Бравирует? Как раз сегодня за пельменями Таня сказала мне, что почти всю зарплату Жуков пересылает больной матери. И в Антарктиде он не был...
Всю эту ночь мы шли в плотном тумане. С двухминутными интервалами: две минуты тишины, пять секунд гудок — оглушительный рев — предупреждение: осторожно, возможно столкновение. Прошли Берингов пролив, мыс Дежнева, Уэлен. В двенадцать кончилась наша с Саней вахта, но заснуть от этого бесконечного, тревожного гудка я так и не смог. А в восемь утра — снова вахта.
В 10.30 на долготе 170 градусов 21 минута пересекли Полярный круг.
У мыса Сердце-Камень солнце вдруг неожиданно прорвалось сквозь тучу, туман рассеялся, как будто для того, чтобы показать нам обстановку, и снова — туман. Вдали показалось «ледовое» белесое небо, слева ровная, белая, освещенная солнцем полоса. Это лед. Издали кажется, что флагман уже достиг его кромки. И тюка туман снова обволакивает караван, суда все еще идут в ровном, натянутом как струна кильватере.
Неожиданно из тумана, прямо по носу, вылезает льдина. Перекладываешь руль вправо, затем влево. Шкала гирокомпаса беспрерывно вращается. Малейшая ошибка: не догадался, не почувствовал, не решил в течение секунды, снова вовремя не переложил руль, — и напоролся на другие льдины, подставил борт под удары. Крен, скрежет и снова на курс... Ты ведешь судно почти вслепую, и как бы капитан ни помогал тебе советом, а руль-то у тебя, твои руки сжимают штурвал... Льдины на первый взгляд кажутся маленькими снежными островками, но там, под водой, это — огромная, синяя, как литое стекло, глыба. В тумане судну не избежать столкновения со льдом, и надо суметь осторожно подставить корпус под удары, смягчить удар. И поскольку ты идешь не один, а замыкающим в караване, то не должен упускать из виду корму впереди идущего. Это нелегко. При неплотном тумане вместо кормы видишь только темное пятно и считай, что тебе повезло, потому что над этим пятном пробивается свет прожектора, похожий на тусклую лампу, которую повесил экономный хозяин. А в плотном тумане перед тобой просто движется в белой густой сфере чуть желтоватая точка, которая в зависимости от курса и скорости впереди идущего судна то вдруг уходит вправо, влево, а то исчезает...
Капитан подходит к телефону. Он все время на мостике. Когда он слит?
— Вахтенный механик? Что дизель? В порядке... А смола?.. Ну теперь ждать, когда подсохнет...
— Разрешите сменить?
Это Жуков подошел ко мне и спрашивает разрешения у капитана. Владимир Антонович кивает. Мой час кончился. Теперь Саня на руле, я — впередсмотрящий.
— Курс на корму «Амгуемы», — говорю я.
Льдины вылетают из-под корпуса, огромными волчками крутясь и выталкивая друг друга. Третий штурман все время стоит у локатора. Он почти не отходит от него и оттуда докладывает капитану о том, что видит.
— Право руля, — говорит капитан, меняя темные очки на светлые. Он все время в зависимости от освещения меняет очки. И светлые стекла у него и темные — с диоптриями.
— Есть право руля.
Капитан то и дело передвигает рукоятку машинного телеграфа. Моторы работают с перегрузками. Каждое переключение телеграфа вызывает на лице главмеха почти физическую боль. Он сжимает губы, кривит рот, на лбу собираются и распрямляются складки морщин. Но вот, будто найдя решение, он что-то пробормотал по-латышски, заторопился к себе, в машинное отделение.
— Лево на борт...
— Есть лево на борт...
— Обойди этот черный нанос...
— Понял...
— Вот этот высокий остров оставь справа, — показывает капитан на ледовый остров, похожий на грязную серую свалку.
— Есть оставить справа...
Наконец выходим в небольшое разводье. Огромная льдина длиной в полкорпуса зацепилась и тащится за судном. Вдруг еще одна крепко толкнула нас, а та, первая, царапая корпус, ушла в воду и оттуда лениво, как большое морское животное, высокомерное и безразличное, вылезла на поверхность.
Мы долго шли в тумане. Мне стало казаться, что туман бесконечен. Однако он висел над морем зонами. Мы выходили из одной такой зоны и, пройдя под открывшимся небом, сквозь которое пробивалось солнце, входили в другую. Вот и сейчас мы вышли из тумана и впереди видны суда. Они стоят.
— «Москва, «Москва», я «Готский», прием. Как вы меня слышите?
— Хорошо. Приветствую, Владимир Антонович.
— Какую готовность нужно держать?
— Думаю, за тридцать минут управимся. Сейчас «Амгуема» возьмет на ус «Баскунчак», а то раздавит его льдами. «Ленинград» им поможет. Потом построимся, как можно точнее расставим свои силы. Думаю, пойдем так: впереди «Москва», за нами «Тайга» и «Амгуема» с буксиром, затем «Ленинград», «Амурсклес» и вы, «Готский».
— Понятно, в общем мы замыкаем... — Владимир Антонович повесил микрофон. Задумался. Потом обернулся к главмеху: — Надо все-таки два дизеля держать в 30-минутной готовности, а два других в пятиминутной. Вдруг ветер изменится... Нас может поджать.
Чтобы не мешать «Ленинграду», идущему к «Амгуеме», мы отклоняемся влево от курса и, уткнувшись носом в лед, останавливаемся. Идет подготовка к общему маневру.
Кажется, моя вахта окончена. Не на сегодня — до конца. До Певека. Старпому неудобно говорить мне о том, что на мое место должен встать опытный матрос. И, видимо, поэтому он предлагает мне вместо себя сделать обход по судну с врачом Таней.
— Я вам доверяю, — сказал он.
И чтобы ему не было так неловко, я принял серьезный вид.
— Спасибо за доверие, — ответил я. Но тут мы
оба не выдержали и улыбнулись.
Тем временем красный вертолет-разведчик, покружив над разбросанными в белом ледовом поле судами, удалился в сторону освещенных утренним солнцем скал.
Огромные торосистые льды, лениво кружась, устраиваются у кормы. Надо выбираться отсюда. Надо отойти назад и обойти это поле. Капитаны в Арктике говорят: «Путь назад — тоже считается продвижением вперед». Такова пол ярка. Надо двигаться. Непременно двигаться.