Журнал «Вокруг Света» №02 за 1970 год
Шрифт:
Русские самоварники, в большинстве своем нам неизвестные, с помощью нехитрых инструментов — клещей да молотка — «наводили» на своих наковальнях («кобылинах») из спаянных листов меди сосуды удивительной красоты.
В Москве и на Урале, на тульских заводах и в суксунских мастерских безымянные умельцы превращали обычный предмет домашнего обихода в произведение искусства. Железные и медные, серебряные и позолоченные самовары приобретали самые диковинные формы. В них отражались разнообразнейшие вкусы. Пузатенькие и в рюмочку, кубиком и бочонком, в стиле барокко или ампир, маленькие дорожные с отъемными
Всякий человек, умеющий ценить прекрасное, не может остаться равнодушным перед сверкающим телом самовара.
О нашем русском самоваре еще будут писать искусствоведы, как они пишут сейчас о тюменских дымниках и велико-устюжских сундуках, городецких прялках и изделиях Хохломы. Да и сам он вовсе не сошел с арены, как, скажем, его дальний родственник — паровоз, в котором тоже было что-то романтическое, какая-то особая выразительность. Судьба же героя этой статьи другая, и не только потому, что он перешел на электрическую тягу...
Уходя с выставки в Зарядье благодарный и растроганный, я вспомнил строки современного поэта:
...Я завидую:
Старый жестянщик был мастер.
Это радость —
Оставить на жести иль слове
Трепет пальцев своих.
Или мысли о счастье,
Или красную капельку крови.
Р. Щербаков, Фотокомпозиция Г. Комарова
Кальяуайха-врачеватели
Ла-Пас — удивительный город: куда ни пойдешь, все в гору. Чем беднее квартал, тем он выше. Внизу, в Баррио-Бахо, говорят по-испански — тут министерства, красивые дома, отличные магазины. Во всех бесчисленных Барриос-Альтос (то есть «Верхних кварталах») говорят на языках кечуа и аймара, здесь живут индейцы и метисы-чолос. В самом далеком конце (или, лучше сказать, на самом верху) квартала Баррио-Альто-дель-Ориенте стоит церковь св. Франциска. Церковь окружена такими узкими кривыми улицами, что нечего и думать о том, чтобы добраться сюда на автомобиле, и знатным господам из Нижнего города приходится, задыхаясь, подниматься пешком. Но хоть и трудно добраться сюда, здесь всегда много людей: оборванные, больные туберкулезом индейцы, босые индианки с трахомными детьми на руках, метисы-чолос, у которых перевязаны грязными тряпками то рука, то нога, — словом, те, у кого нет денег на врача; а также богатые дамы и сеньоры, которым не в силах помочь доктора; томимые неразделенной любовью юнцы, жены, ревнующие мужей, и все прочие, нуждающиеся в самой разнообразной помощи, — все они приходят сюда, к индейским знахарям из племени кальяуайха.
Само слово «кальяуайха» значит «обладающие лекарством». Под этим именем они были известны еще в гигантской империи инков и до сих пор известны по всей Южной Америке — от Колумбии до Аргентины. Их знают и крестьяне-горцы на Альтиплано, и племена сельвы.
Из своих деревень в боливийской провинции Баутиста Сааведра, что на северо-востоке от озера Титикака, они уходят в странствия на год, а то и больше, закинув за спину пестрые домотканые сумки с лекарствами.
Перед домами на открытых прилавках разложены в коробочках сушеные травы всех цветов, куски камеди, разноцветная глина, баночки, горшочки, бутылочки, запечатанные смолой. Продавцы сидят молча. Если тебе что-то нужно, сам придешь и расскажешь, в чем дело. Что у тебя? Ревматизм? Вот пучок сухих трав, размочишь в вине и приложишь к пояснице. Не везет в любви? Вот талисман — держащиеся за руки фигурки из белого камня. Разбогатеть хочешь? Возьми десять глиняных овечек, поставь за образ Святой Девы Гваделупской — и будет у тебя большое стадо.
Вряд ли разбогатеет бедняк, купивший глиняное стадо, зато от многих болезней у кальяуайха действительно есть лекарства, целебные свойства которых проверены поколениями. Поколениями больных, прибегавших к помощи знахарей, и поколениями кальяуайха, изучавших лекарственные травы и снадобья и передававших их секреты от отца к сыну.
Интересная деталь — для врачевания кальяуайха пользуются только травами, собранными у себя на родине. Тот же цветок, тот же корень, та же трава, но растущие в других местах, считают они, не годятся для лечения.
Кальяуайха одинаково хорошо говорят и на кечуа, и на аймара, и по-испански. К тому же есть еще и язык, на котором они переговариваются между собой, — он не похож ни на один другой. Но язык ли это в полном значении слова? Ведь владеют им только мужчины, с женщинами они говорят на кечуа или на аймара.
Тайный язык кальяуайха не удалось пока никому исследовать — индейцы берегут его от посторонних. Можно предположить, что этот язык не более чем профессиональное арго, которое возникает у людей, принадлежащих к замкнутой касте и объединенных общим интересом. С другой стороны, может быть, они говорят на языке инков?
Известно, что инки распространяли среди покоренных народов язык кечуа, но между собой говорили на другом языке, погибшем вместе с ними. А в легендах кальяуайха утверждается, что их предки — колдуны и лекари, — никогда не поднимаясь до уровня инков-властителей, сопутствовали им во всех их походах и знали их язык. Исследование языка племени бродячих врачей могло бы пролить свет на происхождение инков.
Кальяуайха рассказывают, что их предки были врачами при дворе великих инков. Более того, никто. кроме кальяуайха, не смел заниматься медициной в строго регламентированном государстве инков. В этом же убеждены и другие индейцы, живущие на территории уничтоженной испанцами империи Тиуатинсуйю.
Действительно, знахари-кальяуайха умеют, как и древние инкские врачи, искусно делать трепанацию черепа и сращивать сломанные кости. Умеют они и определять пол ребенка еще во чреве матери. Как это им удается? Эти тайны упорные кальяуайха блюдут так же строго, как тайну своего языка.
Почему кальяуайха стали врачами? Сами кальяуайха любят в этой связи рассказывать такую легенду.
Когда Солнце и Луна еще вместе выходили на небо, животные властвовали над людьми. Верховным владыкой был Лис, а своим помощником он назначил человека-кальяуайха. Тот усердно трудился, был прилежен и искусен. Без помощи индейца Лис не мог ничего делать.