Журнал «Вокруг Света» №03 за 1971 год
Шрифт:
Волк подошел к следу оленя и понюхал кровь, затем пустился галопом, держась подветренной стороны. Неравная борьба началась. Под большой сосной я четко видел следы оленя — крупного самца или не менее крупной самки. Шаг Волка стал шире, и через километр я подошел к тому месту, где он спугнул оленя. Волк пошел быстрее. Олень продвигался по насту семимильными прыжками. Шаг Волка стал еще Шире. След оленя начал вилять из стороны в сторону, обреченное животное то и дело спотыкалось. Теперь Волк бежал изо всех сил.
Он догнал
Волк съел сердце и печень, сгрыз большую часть задней ноги. Больше он ничего не тронул, из чего я заключил, что этот олень не был его единственной добычей с тех пор, как снег покрылся настом. Голодный волк может съесть оленя за один присест.
Судя по всему, олень был убит на рассвете. У Волка было не меньше четырех часов в запасе, и теперь он мог быть далеко, на расстоянии более десяти километров. Но у меня тоже было впереди много времени, поэтому я съел бутерброды, глотнул пригоршню снега и осмотрел ремни снегоступов. Затем двинулся вперед по следам.
Волк около часа лежал под деревом, а затем снова пошел на восток ровной рысью.
— Он выйдет к Большим Озерам, если все время: будет идти в этом направлении, — заметил я вслух. Большие Озера длиной десять километров лежали на восточной границе нашей охотничьей территории.
Шага Волка стали короче, когда он увидел покрытый снегом лед. В одном месте он недолго полежал в снегу, прежде чем встать и тронуться дальше. У самой кромки льда Волк снова остановился. «Что это он задумал?» Затем я посмотрел на лед и взорвался: «Ах ты, проклятый убийца!»
Впереди, на льду, повсюду виднелись клочья темной шерсти и снег был забрызган кровью, как будто бы там одновременно дрались с полдюжины лосей и столько же волков. Но, подойдя ближе, я увидел, что все это были следы одного молодого лося и одного волка.
Волк играл с лосенком и мучил его, как кошка мышку: И это на полный желудок! Я бы простил Волку даже этого лосенка, если бы ой действительно был голоден. Но он уже насытился оленем.
Клочья шерсти и кровь на снегу рассказали мне о том, что случилось дальше. Лосенок почти пересек озеро, когда Волк выскочил между ним и берегом. Убийца гнал лосенка все дальше и дальше на лед, а затем преградил ему путь, как корова преграждает путь неразумному бычку. Время от времени, когда ему приходило в голову, Волк наскакивал на лосенка сбоку и своими острыми клыками наносил ему кровавые раны. Волк мог бы быстро покончить с лосенком на льду, но он предпочел продлить его мучения и свое удовольствие.
Идя по следам на озере, я увидел место, где Волк залег в снегу и дал лосенку возможность скрыться на берегу. Некоторое время я изучал след, оставленный его брюхом. Я ясно представил себе Волка лежащим на снегу с дьявольской ухмылкой на морде и подумал: «Ты знаешь, что лосенок не может уйти далеко. Ты дал ему возможность спрятаться в лесу, чтобы потом снова броситься на него и еще раз получить удовольствие от кровавой игры».
Я прошел по следам лосенка в лес. Там Волк снова догнал его большими прыжками. Следы вели меня через густые ивы и редкие тополя к ельнику. Я уже видел помеченные деревья на просеке, вдоль которой были западни.
Я шел по просеке, глядя вдоль нее. Вдруг я остановился как вкопанный с раскрытыми от изумления глазами. Сердце забилось.
— Западня! — возглас, сорвавшийся с моих губ, был криком удивления и возбуждения. — Господи, неужели он попал в западню!
Тут мне показалось, что огромное серое тело, болтавшееся в петле, движется. «Он еще жив», — проговорил я, быстро загнал в ствол патрон и вскинул ружье. Затем медленно опустил его. «Он мертв, как соленый лосось», — сказал я себе. Дерево, к которому был привязан шест с пружиной, слегка двигалось, и от этого тело Волка покачивалось, как если бы он действительно был жив.
Затем мой взгляд упал на лосенка, лежавшего в снегу под петлей. На минуту я забыл о Волке и прошел мимо его болтающегося тела, чтобы посмотреть на изувеченного лосенка. Он никогда уже не встанет на ноги, хотя в его теле еще теплилась жизнь. Я приложил дуло ружья к его голове и тихо нажал курок. Так было лучше.
Я снова повернулся к Волку. Он весил, вероятно, около пятидесяти килограммов и, несомненно, был самым крупным из всех мертвых волков, каких я когда-либо видел. Я медленно присел на корточки, раздумывая над тем, как и почему он просчитался. Будучи спокойным, Волк никогда бы не сунул голову в западню, как бы хорошо она ни была замаскирована. Волк слишком хорошо знал запах устали. Может быть, действительно повадился кувшин по воду ходить... На мгновение ослепленный желанием догнать теленка, не видя и не чувствуя ничего вокруг, Волк сунул голову в западню, не успев учуять ее запаха. Его первый отчаянный прыжок освободил пружину, которая удерживала верхушку восьмиметрового шеста с прикрепленной к нему петлей. Шест поднялся, и Волк взмыл в воздух, отчаянно стараясь освободиться от предмета, душившего его. Однако петля, как и сам Волк, не знала жалости. Она убивала все, что в нее попадало.
Так погиб Волк. Он был убийцей всю свою жизнь и погиб смертью убийцы. В верхушках деревьев уныло рыдал ветер, и молодой месяц сардонически смотрел вниз и молчал, хотя он многое видел.
Перевел с английского К. Мельников